видел Алике и Блазе с Милли в последний раз?
— Они втроем ловили Лоххи… — отозвался кто-то робко.
Мы вышли из дома и снова направились к лошадиному загону. А оттуда уже в сторону, куда сбежали лошади.
— Эгихард, зачем тебе ружьё? — спросила Цецилия.
— Для красоты. Я ведь прекрасно знаю боевую магию, тётушка, — отозвался я.
— Сейчас не время для дурацких острот!
— Как и не время для дурацких вопросов, — огрызнулся я. — Чёрт бы вас побрал и всех моих родственников.
— О, да, — в сторону сказал моя тётушка.
Я покосился на нее с подозрением. Но она не стала ничего пояснять.
Около прорыва в ограде загона следов на земле не осталось — всё уничтожил ливень. Но меня словно вела интуиция.
Фонари пары тетушкиных приемышей светили на мокрую землю, на примятые влагой травы. Мы поднялись на один из терпов. И тут лучи света задрожали, заметались по залитой кровью земле. Кто-то испуганно вскрикнул и заплакал. Цецилия вырвала фонарь, направила его на оборотня. Ружьё уже лежало у меня в руках. Я взвёл курки.
— Лоххи…
Я медленно подошел к кобылице. Она перебирала передними ногами, пытаясь ползти в сторону моря. Из её окровавленного рта вырывалось злое всхрапывание. По земле яростно захлестал рыбий хвост. Не было у неё прежней длиной, поистине королевской гривы, по которой так легко отличить фризов от других пород лошадей. Вместо неё торчал острый хищный плавник. На шее с обеих сторон прорезались щели жабр, с которых стекала окровавленная пена.
Но у меня перед глазами мелькали другие картинки, выхваченные светом мечущегося фонаря. Я видел двух мёртвых детей и Алике с разорванным горлом. Это их кровь заливала травы на холме.
Я подошел к кобылице, упер дуло ружья в затылок.
— Прости, Лоххи, — прошептал я.
Грянул выстрел. Светящиеся синим светом глаза кобылицы угасли.
Я достал охотничий нож.
— Эгихард, ты не должен… — начала было Цецилия.
— Должен. Светите.
Я вспорол брюхо кобылице. У наших ног задергалось чёрное тельце.
— Будь ты проклят, ублюдок, — произнес я негромко, глядя на рыбий хвост жеребёнка, и обращаясь к неизвестному своему врагу. — Я доберусь до тебя, клянусь. И ты пожалеешь. Очень пожалеешь, что встал у меня на пути.
Я надавил на второй спусковой крючок. В грохоте выстрела дернулся луч света. Я посмотрел на тётушку.
— Эгихард, если ты вдруг думаешь…
— После всего, что случилось в моей жизни трудно не стать параноиком, — произнес я. — Но вы тут ни при чём.
— Спасибо… — Цецилия мгновение стояла, поджав губы.
Потом подошла к мёртвым детям, закрыла им глаза. Около нее стояли двое старших и рыдали. Где-то в стороне от них лежала Алике. Но я не смог себя заставить подойти к ней.
Какого чёрта я не остался дома? Будь проклят Геркулес, лошади и весь табун.
— Что теперь? — спросил я.
— Дети мертвы. Я обязана обратиться в полицию по делам магии, — отозвалась Цецилия.
— А ближайшее управление в Эмдене.
— Да…
— Значит сперва обычные булле* приедут?
— Да.
— Идите, звоните, сообщайте. Я тут останусь.
Я перезарядил ружье. Цецилия поднялась.
— Ружье, Эгихард.
— Могли бы не напоминать.
Она кивнула и, обняв за плечи приёмышей, направилась в сторону дома.
Скоро они растворились в ночи. Начал накрапывать дождь. И со стороны моря пополз туман. Фонарь, оставленный на земле, светил на трупы Лоххи и её жеребёнка. Батарейка садилась и луч света становился всё тусклее. Я повесил ружьё на плечо, дул на закоченевшие пальцы.
Наконец со стороны Гретзиля, ближайшего к нам городка, послышались сирены и замелькали синие огоньки. К подножию терпа подъехала полицейская машина и одна скорая. На сам вал въехать они не смогли бы. Хлопнули двери. Наверх забрались полицейский и медики. Ружьё, о котором беспокоилась Цецилия, я давно спрятал за камнями.
— Эгихард? — позвали меня.
— Я здесь.
— Ваша тётя сообщила о нестандартной ситуации. Коллеги из магической полиции уже выехали, тоже скоро будут здесь. Но вы-то нам расскажите, что тут произошло?
Обер-комиссар, который изо всех сил старался придерживаться официального тона, кривясь как от зубной боли, подобрал фонарь, осветил всё вокруг. Я посмотрел на него.
— Я знаю, как вы относитесь к нам, обер-комиссар. Говорите прямо уже. Не надо играть в кошки-мышки.
Обер-комиссар пошел ко мне вплотную, его рука сгребла ворот дождевика, притянула к себе.
— Ты можешь притворяться кем угодно, парень, но нас не обманешь.
— О да, обвините меня в убийстве подобных мне. Наверное, жалеете, что тут не обычные люди. Прищучить не за что, выходит.
Мне показалось, что услышал зубовный скрежет.
— Ты прекрасно знаешь, Харди, что ни тебя, ни твою чертову тётку с ее приёмышами тут никто не любит, хотя и терпят. Но не нарывайся лишний раз.
— Да я и не собирался. Я вообще сплю и мечтаю уехать отсюда сразу же, как только наступит мое совершеннолетие.
— Да неужели? — Полицейский выпустил меня. — И дом продавать будешь с землей?
— Если дадут нормальную цену. В худшем для вас случае я просто оставлю тут свою тётку. Будете с ней очень долго оставаться соседями.
Обер-комиссар выругался.
— Ушлый ты, парень… Но я поищу покупателей, будь уверен, лишь бы вы убрались отсюда поскорее.
— Да ради бога.
Полицейский уставился на меня.
— Что? Не нравится что-то про бога? Может быть, напомнить на чьи деньги вашу церковь отреставрировали?
В ответ я вновь услышал скрежет зубов. Полицейский отвернулся от меня. С юга послышалось очередное завывание сирен. Из Эмдена, большого портового города, до нас добралась магическая полиция. Очень живо, надо заметить.
Две обычных легковых машины, один автофургон и еще две скорых. Представители магической полиции и медики с Эмдена поднялись на терп.
— Кто тут Эгихард Райнер?
— Это я.
— Документы с собой?
— Конечно нет. Я на своей земле.
Магический полицейский посмотрел на обер-комиссара.
— Личность подтвердить можете?
— Да.
— Я новый директор округа Эмден, — представился он. — Что у вас тут произошло?
Я вкратце пересказал, умолчав лишь о том, что заколдованный Геркулес пытался меня утопить. Медики, приехавшие с обер-коммисаром, осмотрели погибших и стояли теперь в стороне. Новоприбывшие полицейские осветили вершину терпа яркими фонарями, навтыкали флажков, фотографировали. Один из полицейских ходил с устройством, напоминающим металлоискатель, сканируя всё вокруг.
—
