восемнадцать, вся дрожала от волнения, когда входила в бальный зал эксклюзивного отеля. Первое, что она, к ужасу своему, поняла, было то, что она отстала от моды лет на десять. Ее наряд был слишком сложным, и на фоне стильного элегантного минимализма выглядел неуместно. Когда она вошла, все замолчали и уставились на нее, как на какую-то диковинку. Кто-то из ее ровесников не сдержался и захихикал.
Тогда Ева пошла искать ближайшее место, где могла бы уединиться. Найдя дамскую комнату, она спряталась в туалетной кабинке и через некоторое время услышала разговор двух девушек. Они обсуждали ее.
— Это действительно Ева Флорес? — удивленно произнесла одна. — Я думала, что она городская легенда. Как можно было столько лет держать взаперти девушку вроде нас?
— Оказывается, очень просто, — ответила ей вторая. — Ты ее видела? Она словно заблудилась во времени. Она напомнила мне тех людей, которые жили в лесу и воспитывались волками. Она даже не красится.
Через пару минут после того, как девушки покинули дамскую комнату, Ева вышла оттуда. Вместо того чтобы вернуться в бальный зал, она выскользнула из отеля через боковую дверь и поклялась себе, что больше никогда не будет посещать подобные мероприятия. И сдержала свою клятву.
Ева прогнала неприятные воспоминания и разозлилась на Видаля за то, что он их вызвал.
— Мои планы на будущее тебя не касаются. Если ты не собираешься покупать дворец, можешь быть свободен. У меня дела.
Она работала горничной в одном из фешенебельных отелей Мадрида. Если опоздает на работу, она тут же ее лишится. Об этом ее предупредила начальница в первый день.
Но она скорее умрет, чем скажет об этом Видалю. Он не должен знать, насколько плохо у нее идут дела. Она унаследовала от матери желание во что бы то ни стало сохранить лицо.
Видаль сложил руки на груди:
— Я всерьез намерен купить дворец.
Он всегда был серьезным. Ева вспомнила, как однажды читала книгу, спрятавшись от матери в своем любимом тайном месте, и увидела идущего в ее сторону Видаля с садовым инвентарем. На нем были шорты и потрепанная майка. Даже сейчас, много лет спустя, она помнила, как ее сердце бешено застучало, а по телу пробежала волна расплавленного огня.
Заметив ее, он бросил на нее взгляд поверх солнцезащитных очков, и его губы слегка дернулись.
— Неужели ты никогда не общаешься с другими людьми?
Он попал в точку. У нее действительно не было друзей.
— Мне не нужны другие люди, — ответила она в свою защиту.
— Каждому нужен кто-то.
— Ты прочитал это на упаковке хлопьев? — съязвила она.
Видаль сочувственно покачал головой:
— Ты могла бы улыбнуться пару раз. Возможно, тогда кто-нибудь захочет с тобой познакомиться.
Он ушел, и грудь Евы словно сдавил железный обруч. Сколько себя помнила, она чувствовала себя одинокой. Она хотела бы, чтобы у нее был друг или подруга. Наверное, она могла бы подружиться с Видалем, но у нее не получалось нормально с ним общаться. В этом была виновата ее мать, которая говорила ей: «Ты лучше, чем остальные. Никогда не позволяй мужчине думать, что он тебя интересует. Помни о том, что ты сокровище, и мужчины должны тебя добиваться, а не ты их. Тебе никто не нужен, кроме тебя самой».
Еве казалось, что Видаль Суарес обладал способностью читать ее словно открытую книгу. Он будто видел ее насквозь, и это делало ее уязвимой перед ним.
Только после смерти своей матери она избавилась от ложных убеждений, но даже ей было трудно доверять своим инстинктам.
Она напомнила себе, что Видаль Суарес всего лишь человек. Что он не обладает магическими способностями, и она не должна перед ним трепетать.
Направляясь к двери, Ева сказала ему:
— У меня правда дела. Если ты действительно решил купить дворец, свяжись с моим поверенным. Мне нужно идти.
— Куда, если не секрет?
Ева остановилась и повернулась:
— В кафе на встречу с подружками.
Солгать ему было проще, чем сказать правду. Последнее, что ей было нужно, — это увидеть жалость на его лице. Она видела ее там раньше, и это причиняло ей боль.
— Рад слышать, что ты нашла себе друзей.
Сердце Евы болезненно сжалось. У нее по-прежнему не было друзей. Одна девушка, работающая в отеле, была с ней приветлива, но Ева боялась сближаться. Она не хотела, чтобы ее коллега узнала, что она та самая Ева Флорес, которая получила в наследство долги и обветшалый дворец, поэтому общалась с ней только на работе. Наблюдая за тем, как ее коллегу встречает после работы ее бойфренд на мотоцикле, Ева завидовала ее свободе.
Еве было необходимо поскорее отделаться от Видаля, который напоминал ей обо всем, что она хотела оставить в прошлом.
— Мне нужно переодеться. Ты можешь остаться здесь после моего ухода и осмотреть дворец.
— Ты не запираешь дверь? Ты не беспокоишься о том, что сюда могут забраться грабители?
Ева напряженно улыбнулась. Ее мать продала все, что имело какую-то ценность.
— Нет, — ответила она и, повернувшись, продолжила идти к двери.
Она физически ощущала на себе взгляд Видаля. Ей не верилось, что он явился сюда спустя столько лет и собрался купить этот дворец ради памяти своего отца.
Наверное, она не должна была продавать дом, который принадлежал ее семье на протяжении многих поколений, но у нее не было выбора.
«Ты могла бы пойти к своему отцу», — сказал ей внутренний голос, и она тут же заставила его замолчать.
Перед смертью матери она сходила к отцу и попросила у него помощи. Своим циничным обращением с ней он ясно дал ей понять, что она не может на него рассчитывать.
Впрочем, она никогда на него и не рассчитывала. После смерти матери она осталась совсем одна и могла полагаться только на себя. Если Видаль Суарес поможет ей освободиться от прошлого, купив у нее этот дворец, ей придется ему его продать. Когда дело будет сделано, она начнет новую жизнь и забудет о том, что сын садовника одержал над ней победу.
Видаль смотрел вслед удаляющейся Еве. Она двигалась с грацией примы-балерины. Даже в потрепанной одежде она производила впечатление знатной особы, имеющей привилегии по праву рождения.
Он испытывал странное чувство, которое не мог точно определить. Это было разочарование? Ощущение, будто что-то выскользнуло из его рук? Страх того, что больше никогда не увидит Еву?
Нет, это невозможно. Ева Флорес ничего для него не значит. Он приехал сюда лично только из любопытства, и оно было удовлетворено. Состояние дворца оказалось даже хуже, чем он