посаженных у дома — видимо, всё же куда-то шла. Тамара зашагала за ней.
— Ты когда-нибудь слышала про «Стаккато»?
2. Угасающий «Стаккато»
— Это вроде бы… Театральный клуб, да?
Тамара часто слышала о нём, и даже подумывала о том, чтобы в него записаться — но он находился на другом конце города, и родители были категорически против того, чтобы она ежедневно себя мучила.
— Вы в нём состоите?
— Давай на «ты», мне всего-то двадцать с лишним.
Тамаре стало неловко, но она согласно кивнула.
Они со Светой теперь вышли со двора и теперь шли вдоль оживлённой улицы.
— В общем, «Стаккато» владеет мой папа, и сейчас клуб… скажем так, близок к закрытию.
— Почему? — удивилась Тамара.
Света тяжело вздохнула.
— Много причин.
…Они стояли на остановке. Света ждала автобус, а Тамара решила, что бутылка воды пока что прогуляется с ней, прежде чем дойти до её бабушки.
— Видишь ли, — говорила Света, — «Стаккато», знаешь, наверное, не детский клуб, а скорее подростково-юношеский, и отношение к тому, что мы делали, было серьёзнее. И людей там всегда было не очень много, зато клуб всегда был очень сплочённым. К нам приходили ребята, которые хотели играть в настоящем театре, учились основам искусства — ставить спектакли, играть, создавать реквизит и декорации, писать сценарии. В последнем нашем потоке было пятнадцать человек. Мой папа, Виктор Манохин. Слышала, может быть, про него?
— Нет…
— Он режиссёр и сценарист. И в целом удивительный человек. Всегда мог всех поднять на дело, к каждому найти подход, всегда всё успевал, и столько сил в дело вкладывал. Именно при нём труппа «Стаккато» сыграла как-то раз «Мастера и Маргариту» перед московской комиссией. И они оценили — настолько, что профинансировали нашу деятельность. Это был настоящий успех. Но теперь… — Света тягостно вздохнула. — В общем, папа попал в больницу с сердцем. Он уже старенький. А в его отсутствие «Стаккато» будто бы умер. Новые руководители никуда не годились, потому что не могли сплотить коллектив, потом несколько неудачных спектаклей… И теперь у нас почти нет участников. Четыре человека. Я организатор, а кроме меня — Андрей Степанович Зорин, папин друг. Иногда приходит в театр и помогает, чем может — но только из дружеских чувств к отцу. В общем… Совсем всё плохо.
— А если я вступлю? — предложила Тамара осторожно, спустя короткое время молчания.
Света недоверчиво посмотрела на неё.
— И что это изменит? Только зря потратишь время. То, что сейчас в «Стаккато» — это просто жалкая пародия на то, что было раньше.
— Ну, а если сыграть спектакль?
— С кем? Кто сможет собрать всех так же, как папа? Кто всех вокруг себя сплотит?
— Да хотя бы и ты!
Света изумлённо и вопросительно воззрилась на неё.
— Ты ведь дочка главы клуба, — сказала Тамара серьёзно. — Ты разве не была при нём с самого начала? Ты разве не знаешь, как там всё устроено, и как нужно делать, чтобы…
— Одно дело знать! — вдруг горячо оборвала её Света. — Другое дело — быть как папа, быть таким, чтобы собрать всех вокруг себя, чтобы поднять на дело, чтобы организовать… Я так никогда не смогу.
— Ну, а что, если найти человека, который сможет, и сыграть спектакль? Что, если набрать людей и выступить, ну, допустим, в нашем ДК? Или в «Чеховском»? Тогда «Стаккато» продолжит существовать?
— Ну как ты не поймёшь… Он вообще больше никогда не будет таким, как при папе.
— Но не закроется?
— Да, не закроется, — согласилась Света.
— Тогда можно я вступлю и приведу людей?
— Это бес-по-лез-но…
Но чем больше Света пыталась её разубедить, тем сильнее Тамара верила в то, что сможет что-нибудь сделать. И чем сильнее она верила — тем крепче она сжимала рукоять нагревшегося Стикера.
— Пожалуйста, давай я попробую, — говорила Тамара. — Я всегда хотела играть в театре, хотела стать актрисой! А вам в «Стаккато» нужны люди! Я приведу парня, который во всём — во всём разбирается, он сможет помочь! И ещё людей приведу, и мы сыграем спектакль! И тогда ваш клуб снова будет жить и его не закроют!..
Света вновь тяжело вздохнула и потёрла переносицу. Не верила.
К остановке подъехал автобус, его двери с шипением раскрылись. Света молча двинулась и поднялась по ступеням.
Затем обернулась, глядя на Тамару из автобуса. Та уже готова была отчаяться — её отвергли второй раз за день!
— Поедем, покажу тебе «Стаккато», — сказала Света негромко.
Глаза Тамары снова засияли. Она подняла с земли бутылку с водой.
* * *
Они, не говоря ни слова, проехали пять остановок, выйдя на Сухоложской. Прошли сквозь несколько дворов, спустились по длинной полуразвалившейся каменной лестнице, сползающей вниз по холму, и остановились у торца одного из домов. Достав связку ключей из кармана пальто, Света открыла железную дверь, а затем ещё одну дверь — за ней, и впустила Тамару в тёмное помещение.
Закрыв дверь, она щёлкнула несколькими выключателями на стене сбоку, и в зале загорелись лампочки.
Большую часть прямоугольного пространства «Стаккато» занимала груда из разного рода вещей в центре. Состояла она, к примеру, из скелета кровати, деревянного шкафа без створок, чего-то, накрытого тёмной тканью, тележки, угнанной из магазина, и пыльного пианино и чёрт пойми, чего ещё. Стопка пыльных книг, клетка от домашнего попугая, какие-то пустые глиняные горшки…
В каждой из стен было по одной-две двери. Пахло холодным деревом. Было тихо.
Света сделала несколько шагов, гулко раздавшихся в тишине зала.
— Вот такой он… нынешний «Стаккато». Жалкая пародия на то, что было раньше.
— А что с ним не так? — спросила Тамара, поставив возле себя злосчастную бутыль с водой, а Стикером постукивая по половицам.
— Сама не видишь? Пыль. Тут всё в пыли. Денег на простейший реквизит нет, так что приходилось выезжать на энтузиазме, одежду наспех шить самим… Да и того без папы становилось всё меньше. «Кому, — говорили они, — нужен этот тухлый театр?» Платить за такое «образование» тем более никто не собирался.
Тамара прошла мимо груды. Теперь ей и самой стало печально. Вовсе не от того, что стало со «Стаккато», а от того, что она, загоревшись, наобещала Свете с три короба, хотя и правда ничего не в состоянии сделать с умирающим театральным клубом.
«Чертовски неприятно сначала заставить человека в тебя поверить, а затем потерять веру в самого себя», — пришло в голову Тамаре.
— Ну что, — сказала Света спустя время, видимо, угадав, о чём она думает, — всё ещё хочешь вступить и умирать здесь вместе со всеми?
