порог, знай, так звучат чистой любви ноты, так свою симфонию вечности тебе играет Бог.
~
В любви пришедшему он отворяет дверь, берёт дорожный плащ у странствующего гостя, глядит в глаза, открытого читает сердца он псалтырь, и видит в нём и храмы, и погосты. К нему приходят лишь в любви, поизносив сапог сто пар, а то и больше, и дверь его обители знакома наперёд, и знает странник — достучаться можно. И знает, что глотком воды из рук его сумеет он напиться, и знает, что сумеет наконец-то отдохнуть, и не таким суровым и жестоким в его обители увидит свой тернистый жизни путь.
~
Законы жизни неумолимы. Побеждает всегда сильнейший. Что остаётся слабому? Либо подчиниться, либо пойти вглубь себя за своей силой. Самый трудный путь в жизни — путь за своей силой.
«Я не могу», — шепчет голос внутри.
«Слушаюсь и повинуюсь», — отвечает Сила.
«Я могу!» — вещает уверенный голос.
«Слушаю и повинуюсь», — отвечает Сила.
На всё твоя воля.
Быть сильным — твой выбор. Но и быть слабым — тоже твой выбор.
Твоя сила внутри. Ступай, возьми её. Борьба сильного со слабым не равна борьбе двух сил. Законы жизни неумолимы.
~
Папе
Что ты искал в морях Атлантики, то я нашла в глубинах Атлантиды, что ты не смог впустить в своё сознание, то я впустила, отпустив обиды. Штормит и мечется то море беспокойное, не зная устали, не ведая пощады, но мой маяк стоит, он не разрушится, бушующему морю всё прощая.
~
Слишком серьёзные в эту игру не играют, они значимые фигуры — генералы, но ими управляют. Ладьи, короли и пешки — фигуры на игровом поле, слишком серьёзные не поднимаются над доской, они всегда в игровой неволе. Игроки начинают игру, игроки делают ставки, создают реальность для всех фигур, забавляются. Проигравший не теряет ничего, только приобретает — опыт и драйв от своей игры, игрок всегда побеждает!
~
Цветущей сакуры последний лепесток упал на воду у знакомого причала, знаменовав для долгих странствий самурая духовное извечное начало. По водной глади средь созвездий лепестков путь пролегает воина служенья, и в нежности прозрачного цветка своей души он видит отраженье.
~
В тихой гавани каждого сердца есть особое место: вместо мути со дна морского, поднятой бурей, в нём чистый песчаный пляж, кряжистая коряга, под которой прячется краб и ракушка с жемчужиной лунной, здесь находит отдых моряк, переживший бурю, здесь предаётся думам, здесь отдаёт морю свой страх, даровавший жизнь в борьбе со стихией. Здесь задает себе вопрос кто он отныне? Кто он после всех ураганов, цунами, циклонов? Не знающий других законов, кроме законов моря, но познавший здесь благодать, узревший штиль и сумевший другие грани познать. Кто он отныне? Изгнанный морем? Осчастливленный даром? И вместо ответов в гавань заходят драккары. С солнечными парусами, загнутыми вверх носами, прорезающие огромные волны, противостоящие губительным штормам. И снова тихо зовёт к себе море, и пляж сменяется водным простором. До нового шторма, схватки, боли, до новых вопросов кто он?
~
В моей реальности стихии и стихи переплетаются эфиром и словами, звенящей вечности мотивы повторяя, рождая новые спирали бытия. В моей реальности, неистово и весело играя, всё происходит правильно и только для меня.
~
И снова сердце пилигрима зовут дороги в неизвестное, чутьё находит верный путь, для роста правильное место. Порывы ветра перемен в глубинные врата настойчиво стучаться, путь проложив в пространстве дней готовому вместить в себя весь мир скитальцу.
~
У смерти четыре глаза, по всем сторонам смотреть, зрачки — голубые топазы — сияют в кромешной тьме. У жизни всего два глаза, взирать на творения суть, и сердце, горящее смыслом, и смех, рассекающий тьму.
~
Глаза слепы, а зорко только сердце, неистово стучащее в груди, закрой глаза, доверься ритму жизни, закрой глаза и посмотри.
~
Неистово стучало сердце, колотило в дверцу души, стучало у причала вечности, смотрело на отплывающие корабли. И знало сердце — его настоящее место там, у штурвала. Как рвались канаты прошлого, как рушились замки иллюзий, как ликовало сердце от свободы быть на своём месте. Какой маршрут, какое море, бездонное небо над головой, усыпанное звёздами, и в каждой видны вехи пути, в каждой — следы бога. И замедлялся сердца стук, и звук его сливался с песней вечности, с шелестом волны, с сиянием Авроры, с голосом севера. И знало сердце, и ведало, и верило.
~
Улечу на край света: к теплому океану, к бесконечным пляжам, индийским слонам, буддам, буду пить чай, глядя на набегающие волны, слушать их стоны, буду бродить по джунглям, разгадывая лиан рисунки. Без единого в душе вопроса улечу к океану на край света, где только волны и никаких ответов.
~
А главный секрет в том, что никакого секрета нет, и тайны никакой нет, только большая жизнь со множеством этажей, и все мы на разных этажах, и нет никаких стражей, охраняющих подъемы, иди — не хочу. Просто никто не хочет идти, всем хорошо на своём, и мы кричим друг другу своё, и непонимание растёт, и тот, кто ниже, не хочет подниматься, а тот, кто выше, не желает спускаться. Выход банально простой: общайся с тем, кто по соседству с тобой, или приложи усилие стать вровень с другим, или просто, ради бога, займись собой. Но мы настойчиво друг другу кричим с этажей, и множим непонимание, и искажаем пространство идей. И как это всё осточертело, ей богу, снести эту вавилонскую башню к черту.
~
Народившееся солнце принесло весну. Весну в декабре, можешь этому поверить? Я чувствую её, она заполонила моё нутро, каждое утро я открываю окно и впускаю весенний воздух, пропитанный насквозь счастьем. Вдох. Глубокий вдох счастья. Эту весну не ухватить, ею не надышаться, она просто спонтанно случается где-то в районе сердца. А ещё говорят весне зимой не место. Даже если город заметёт да морозами скуёт, она — в сердце, навсегда в сердце.
~
Я не просил у мира благ земных, даров слащавых, презирал мещанство, мир отвечал молчанием своим и ненавистным сердцу постоянством. Мир возвращал на землю бренную всегда, земным меня пытаясь сделать человеком, из неги звёздных дум на твердь земли спускал, напоминал — ты не пустотный слепок. Я не смирялся, бился, не робел, той жизни, как у всех не представляя, мир отвечал молчанием своим, в холодную реальность окуная. И я сдавался, плакал — всего лишь человек —
