— Думаю, предстоит недолгий бой, но мы постараемся сделать так, чтобы он был добрым. Удачи вам, сэр Алек. Я буду у вас за спиной, прикрывая вашу задницу.
Синклер улыбнулся и взял сержанта за руку.
— Господь да благословит тебя, Луи. Я тоже буду присматривать за тобой. А сейчас... Чего мы ждём?
Но стоило ему произнести эти слова, как запела первая труба, на её зов откликнулись другие, и вся армия, начиная с рыцарей-госпитальеров, пришла в движение, выстраиваясь в боевые порядки. Королевская дружина под высоко реющим королевским штандартом заняла позицию сразу позади ветеранов-госпитальеров. Нельзя сказать, что построение отличалось особой чёткостью, но рыцари личной стражи собрались за своим королём, в то время как сопровождавшие войско прелаты и священники вынесли гигантский ковчег, искусно сработанный в виде перламутрового, обильно изукрашенного самоцветами и драгоценными камнями креста. Крест являлся чётким, ясно видным ориентиром — правда, не только для собирающегося вокруг христианского войска, но и для противника, собирающегося атаковать.
Вокруг тесных рядов христиан клубилось и передвигалось великое воинство Саладина. Теперь, с рассветом, стало ясно, что противников несметные полчища, хотя часть вражеских армий время от времени скрывали клубы дыма и поднятая копытами пыль. Сарацины почти не переговаривались и не спешили завязать сражение, ожидая, что предпримет христианское войско.
Впрочем, окружавшие Синклера бойцы тоже вели себя на удивление тихо: люди лишь привставали на стременах и вытягивали шеи, чтобы поверх голов товарищей рассмотреть в свете зари вражеские ряды. Слышались немногие, до боли привычные звуки — кони переступали копытами и фыркали, скрипели сёдла и упряжь, позвякивал металл. Движения были скупыми, но их хватало, чтобы к дыму, приносимому ветром, добавлялись клубы удушливой пыли.
Синклер попробовал, легко ли выходит из ножен меч, и слегка наклонился в седле, чтобы увидеть Луи Чисхольма.
— Держись поближе ко мне, Луи. Нас ждёт тяжёлая, грязная битва.
Едва он это произнёс, как трубы наперебой заиграли атаку.
Когда отряд Синклера, отзываясь на звуки труб, пришёл в движение, готовясь устремиться вперёд, храмовник невольно задался вопросом: кто в ответе за этот идиотизм? Ибо двигаться им было некуда, кроме как в самую гущу вражеской кавалерии. Впрочем, эта мысль была его последним связным воспоминанием, поскольку затем воцарился полнейший хаос.
Неожиданная суматоха в рядах тамплиеров за спиной Синклера возвестила о внезапном массированном наступлении сарацинской конницы: укрываясь за дымовой завесой, сарацины сумели незаметно приблизиться к христианам с запада, ещё тонувшего в полумраке.
Синклер и его товарищи-храмовники из арьергарда, оказавшись в меньшинстве против вражеских сил, отчаянно сражались, чтобы отбить атаку отборной кавалерии Саладина, которая атаковала их с тыла. Тамплиеры попытались встретить врага контратакой, но, сколько ни повторяли свою попытку, всякий раз она оказывалась напрасной. Подвижные сарацинские всадники легко рассыпались и уходили из-под удара, а потом, перегруппировавшись, осыпали тяжеловооружённых рыцарей ливнем стрел и дротиков. Причём вражеские лучники метили в основном в коней, а уже потом обрушивались на пеших храмовников и убивали их или оттесняли назад.
Приказ короля выставить в тылу его личного отряда заграждение из палаток ещё больше усилил сумятицу: в качестве оборонительного манёвра это имело мало смысла, зато помешало отступлению уцелевших храмовников. Им приходилось ломать строй, чтобы проехать между палатками, а неумолимые сарацины тем временем гнались за ними по пятам.
Но даже оказавшись за парусиновыми стенами, тамплиеры не нашли передышки. В тесноте они чуть не смешались со сбившейся вокруг короля и Истинного Креста королевской стражей, рыцари которой лишь мешали друг другу: им не хватало места, чтобы как следует сражаться.
Синклер, исключительно по наитию, свернул направо и повёл свой отряд в обход беспорядочной мешанины людей и коней. То, что он забрал вправо, позволило избежать столкновения со своими, зато теперь его воинам грозила ещё бо́льшая опасность, поскольку они подставляли вражеским стрелам не прикрытые щитами бока. На глазах Синклера Луи Чисхольм рухнул — в него вонзилось никак не меньше двух стрел. И почти в тот же миг на Синклера налетел сарацинский воин, вынырнувший словно ниоткуда верхом на выносливой, проворной лошадке. К тому времени, как тамплиер отразил замах сарацинского симитара[2], сумел сблизиться с врагом и выбить его из седла стремительным, яростным ударом в горло, Луи остался лежать далеко позади. На Синклера так напирали, что он не мог даже оглянуться, не то, что попытаться помочь Чисхольму.
Что сталось с их двенадцатитысячной пехотой? Никого из пехотинцев не было видно. Но к тому времени мир Синклера сузился до крохотной истоптанной площадки, где со всех сторон в клубах дыма и пыли люди с душераздирающими, адскими воплями убивали и калечили животных и других людей. Происходящее воспринималось не как целостная картина, а как беспорядочные обрывки; такими же обрывочными были и мысли Синклера, мелькавшие в крошечных промежутках между отражением и нанесением удара, между появлением очередного искажённого яростным оскалом вражеского лица и ещё одним взмахом меча или движением щита.
Синклера сильно ударили в спину; он сумел остаться в седле только потому, что зацепился локтем за заднюю луку. Это стоило ему щита, но рыцарь понимал: если ещё один удар заставит его упасть, ему конец. Поэтому он сумел выпрямиться и, резко дёрнув поводья, повернул коня в сторону. На время он избежал опасности, но в считанные мгновения его вынесло к краю возвышенности, откуда было видно, как ниже по склону бьются оказавшиеся в окружении госпитальеры из головного отряда. Вражеские конники, прорубив путь между авангардом и центром христианского войска, отре́зали их от основных сил.
Больше Синклер ничего не успел рассмотреть: появление одинокого рыцаря не осталось незамеченным, к нему с двух сторон устремились двое противников. Тот, что справа, выглядел послабее, и Синклер направил к нему навстречу своего начавшего выбиваться из сил скакуна. Тамплиер высоко вскинул меч, за миг до столкновения выбросил клинок вперёд, и враг сам налетел на острие с такой силой, что от толчка Синклер едва не лишился оружия.
Тяжело дыша, рыцарь развернул коня, чтобы встретить второго сарацина — тот был уже совсем рядом. Пытаясь избежать столкновения, конь тамплиера встал на дыбы, и Синклер пустил в ход давно отработанный приём. Он привстал на стременах, подался вперёд и,
