не проходил, криков о помощи не слышал.
— Твою мать, — тихо повторяет Лу, тряхнув головой, словно отогнав какую-то мысль. — Ладно. Теперь покажи мне третьего покойника… как его там… Джозефа Маклина, двоюродного кузена. Покажи фотку, а я угадаю, как он умер. Ну же, сыпь. Ставлю двадцатку, что угадаю.
Зак поднимает брови, несколько мгновений выдерживая драматическую паузу, а потом снова лезет в папку.
— Держи, мисс Угадчица.
Кузен Роджера Монтгомери, Джозеф Маклин, распростёрт на полу, одетый в клетчатую рубашку, распахнутую на груди, и тёмные брюки. Его голова откинута назад, а на худой шее, неестественно вытянутой, темнеет полоса.
— Твою мать… — в третий раз повторяет Лу, понимая, что её заело, как испорченный диск в музыкальном автомате. — Вот же дерьмо! Дерьмовое дерьмо! Странгуляционная борозда!
— Она самая, — Зак почти виновато разводит руками. — Коронер вынес вердикт — самоубийство. Бедолага повесился в спальне на шнуре от портьер. Очень старомодный способ. Двадцатку не получишь, всё сразу было ясно.
— Да какого… рожна! — Лу вновь срывается с места, но её вовсе не двадцатка волнует. — Мужик приехал за наследством, чтобы повеситься, так и не дождавшись бабла?! Коронер что, конченый идиот?
— Отнюдь, — невозмутимо возражает Зак. — Дверь пришлось взломать, чтобы попасть в комнату. Спальня была не просто заперта изнутри, а прямо-таки задраена — и дверь, и окно. А в крови у Маклина нашли столько алкоголя, что это, можно сказать, была вовсе не кровь, а чистый виски.
— То есть, — бесцветным голосом констатирует Лу, останавливаясь прямо перед ним, — несмотря на всю эту байду с завещанием и крайне мутные обстоятельства всех трёх смертей, никто из официальных лиц не усмотрел в них ничего криминального?
— Именно.
— Вот дерьмо! То есть весьма прискорбно, хочу я сказать, — Лу снова безжалостно ерошит свои кудри.
— Потому-то нас и наняли. Монтгомери пребывают в панике и хотят наконец выяснить, есть ли среди них убийца.
— Поправочка, — Лу вскидывает руку. — Убийцы. Их там, возможно, несколько. В сговоре или без. И твои драгоценные Монтгомери наверняка не только в панике пребывают, но и втихомолку радуются тому, что конкурентов на игровом поле стало куда меньше. То есть… м-м-м… осталось пятеро: внуки, племянник и двое, так сказать, правнуков — я про близнецов. Их мать не считаем, она не кровная родственница Роджера, но в получении наследства своими отпрысками ещё как заинтересована, я полагаю. А какова хотя бы примерная величина дедулиного состояния?
— Точных данных у меня, разумеется, нет, — Зак откладывает в сторону свою папку, — но, по разным оценкам, от пятидесяти до восьмидесяти миллионов, включая ценные бумаги.
— Убивают и за меньшее, — негромко резюмирует Лу. — Так что мы оттопыримся на славу, чувак. Вот чёрт.
В её голосе смешиваются восторг и тревога. Это именно то, что чувствует сам Зак.
* * *
— Как ты думаешь, — заговорщически шепчет Сэмми, толкая брата локтем в бок, — дядя Вик — вампир?
Оба сидят, прижимаясь лопатками к стволу огромного вяза, растущего прямо под окном комнаты, где их поселили, — сидят в развилке его корявых ветвей. Это их любимое место, их тайное убежище. По морщинистой поверхности ствола иногда резво проползает, торопясь, сороконожка, над головами звенят москиты. Но близнецы не обращают на них никакого внимания. У них есть дела поважнее.
— Пф! Ты помешалась на своих дурацких комиксах! — пренебрежительно фыркает Джерри, сдвинув белёсые брови.
— Ну, Джер! Он же из дома только по вечерам выходит, после заката! И бледный какой! И ты посмотри на его зубы!
Она подносит согнутые крючками указательные пальцы к уголкам рта, изображая подобие клыков.
Джерри скептически закатывает глаза, как это обычно делает дядя Стив, когда его донимает тётя Линда.
— Фигня! Зубы как зубы.
— Если он вампир, то вполне мог убить тётю Кристину и дядю Джозефа! — взахлёб продолжает сестра. — Загрызть и выпить кровь! И если мы докажем, что он вампир, то будем круче этих детективов из Нового Орлеана!
— Тётю Кристину и дядю Джозефа никто не грыз, — парирует Джерри, невольно поёжившись. — Это мисс Джинни грыз аллигатор.
Оба на несколько мгновений замирают, глядя друг на друга широко раскрытыми глазами.
— Я скучаю по ней, — шепчет Сэмми дрожащими губами. — Она была добрая. И мы не хотели, не хотели, чтобы всё так вышло!
Понимая, что сестра вот-вот разрыдается, Джерри торопливо говорит:
— Полицейские сказали дяде Стиву, что тётя Кристина и дядя Джозеф умерли сами, я слышал, как он обсуждал это с мамой.
А ещё дядя Стив тогда произнёс чётко и холодно: "Мало ли что объявил коронер, я считаю, Конни, что тебе следует немедленно увезти отсюда детей", а мама в ответ негодующе выпалила: "Ты просто хочешь, чтобы всё досталось тебе и Линде с Виктором! Нет уж!"
— И что? — с любопытством спрашивает Сэмми, шмыгнув носом.
— И ничего, — коротко бросает Джерри. Ему не хочется это обсуждать. — Ладно, допустим, дядя Вик и вправду вампир. И нам стоит это выяснить.
Сэмми радостно взвизгивает и подпрыгивает на ветке, как сорока:
— Чеснок, серебро, крест и святая вода — вот чего боятся вампиры! Я точно знаю! Раздобудем это и проверим дядю Вика!
— Хей, очнись-ка, Сэм, — возражает брат, немного поразмыслив. — Чеснок старуха Долли суёт чуть ли не в каждую еду, а на столе всегда лежат всякие серебряные ложки и вилки. Он их что-то не очень боится.
— Но дядя Вик пьёт, а не ест! — с жаром выпаливает Сэмми. — Ты же видел! Пьёт красное вино! Наша еда ему не по вкусу! Долли готовит ему отдельно, и он ест у себя в комнате! Может, у него там и вилки пластиковые!
— Деревянные, — снова закатывает глаза Джерри, но сестра его не слушает:
— Распятие и чеснок — вот самые верные средства, говорю же тебе! Чеснок можно добыть на кухне, а распятие… — Сэмми задумывается, сосредоточенно морща лоб. — Можно поискать на чердаке! — глаза её разгораются. — Можно исследовать, что там вообще есть! Мы попросим Майка! Я пообещаю ему свои карманные деньги за неделю, если он принесёт нам ключ! Ну же, Джер, не будь таким противным! Эти детективы из Нового Орлеана того и гляди приедут!
Она сердито толкает брата в плечо маленьким острым кулачком, и Джерри наконец сдаётся:
— Ну давай. Это всё фигня, конечно, но здесь такая скукота…
Он осекается.
— Скукота? — медленно повторяет Сэмми. Её бледное кукольное личико вдруг становится очень взрослым и совершенно не похожим на лицо матери. — Здесь
