Олеся Луконина
Не покидай Мэнгроув Плейс
* * *
А вечерок-то удался!
— С дороги!
Лу Эмбер Филипс пролетает через кухню самого скандального новоорлеанского клуба "Юла", будто комета — в облаке рассыпавшихся белокурых кудрей. Алые лакированные туфли на высоченных каблуках залихватским пинком отправляются в угол — мешают бежать. Лу с ругательством оскальзывается в лужице ванильного сиропа, некстати пролитого кем-то на кафельный пол, и проезжает, словно по льду, до самой двери, мимо разинувших рты поваров.
Никто даже не пытается её остановить — это всё равно что останавливать ураган.
— Пока, ребята! — весело вопит Лу, на миг обернувшись, чтобы увидеть, как в кухню следом за ней вбегают два запыхавшихся барбоса-охранника.
Хоу-хоу-хоу — вот для чего ей была нужна эта работёнка! Чтобы адреналин бил в мозги и кипятил кровь.
Босые ноги Лу в таких же ярко-алых, как потерянные туфли, лосинах, теперь скользят по щедрой новоорлеанской грязи — райончик тут не из приличных.
Серый "плимут" Зака мигает фарами, но Лу уже сама видит, где припарковался этот педант. Аккуратненько, у обочины. Тремя кенгуриными прыжками Лу достигает "плимута", едва не влипнув в предусмотрительно распахнутую Заком дверцу, и с облегчением срывает с головы парик.
К чёрту всех блондинок мира!
Кроме, пожалуй, Мадонны.
Парик и белый жакетик летят на заднее сиденье, а Лу проворно вцепляется в плечо Зака, собиравшегося тронуть машину с места, и впивается жадным поцелуем в его изумлённо приоткрывшийся рот.
Высыпавшие из "Юлы" охранники в мигающем свете реклам и вывесок видят в стоящей у обочины машине страстно целующуюся парочку: раскосмаченная черноволосая ведьма в белом топе почти завалила на водительское сиденье какого-то лысоватого растяпу в деловом костюме и съехавших набок роговых очках.
Повезло растяпе!
Номера нью-йоркские. Приезжий. Решил насладиться новоорлеанским развратом.
Во всяком случае, это не те, за кем они гнались.
Когда охранники, разочарованно ворча, снова скрываются за дверями "Юлы", Лу отрывается от губ Зака и командует, озорно сверкая синими нахальными глазами из-под спутанных кудрей:
— Вот теперь поезжай, босс.
— Совести как не было, так и нет, — мрачно констатирует Зак, машинально поправляя очки и галстук под смеющимся взглядом Лу. Он поспешно заводит мотор, пока его сумасбродная компаньонка ещё чего-нибудь не выкинула.
Зак Пембертон знает, на что способна Лу Эмбер Филипс — знает со времён учёбы в средней школе имени Уильяма Гаррисона. На чёрт-те-что, вот на что.
— Не пыхти, это же ради конспирации, — Лу демонстративно облизывает горящие губы. — Я так вообще без туфель осталась. Любименьких, красных.
Конспирация, о да! Не только ради адреналина, но и ради такой вот конспирации Лу пришла в детективное агентство Пембертона полгода назад. Хорошо, что сам Зак об этом и не подозревает. Или плохо.
— Никогда так больше не делай, — продолжает сердито ворчать тот. На его острых скулах горят пятна смятенного румянца. А Лу невинно округляет бесстыжие зенки:
— Чего не делать? Туфли не терять? Так бежать же мешали.
— А… а если бы я не подоспел вовремя? — запнувшись, бросает Зак. — Сообщение бы не получил? Ты, если заявилась туда без прикрытия, могла хотя бы кроссовки обуть!
— Обалдел? — Лу расслабленно откидывается на спинку сиденья. Помада и тушь размазались по её смуглому лицу, она видит это в зеркале, но ей уже пофиг. — Чтобы такой хлыщ, как Дуайт Каннингем-младший, клюнул на ноги в кроссовках? Не смеши.
— А на ноги в туфлях, значит, клюнул? — Зак поворачивает на Сентрал-Плаза, с успехом отведя взгляд от коленок Лу, едва прикрытых белой, в складку, юбкой.
Коленки эти смуглые и круглые. А юбка вся в подозрительных пятнах.
— Ещё как клюнул! И вот на это тоже, — Лу закидывает руки за голову, чтобы пышные груди сильнее выпятились вперёд. — Прямо слюнями сюда капал. Всё на камере, не отвертится, извращенец хренов. Пускай миссис Каннингем готовит бракоразводный иск и гонорар. А ты говоришь, кроссовки! — она торжествующе хмыкает и тут же деловито осведомляется: — Ну, чего там в Чарльстоне? Как съездил?
Зак с усмешкой косится на неё и степенно объявляет, дождавшись, когда Лу начнёт нетерпеливо ёрзать на сиденье:
— Нам поручили дело.
Он со злорадным удовольствием наблюдает за своей непутёвой компаньонкой, а та подскакивает, будто распрямившаяся пружина.
— Что, правда?! Наконец-то опять настоящее расследование? Без всякого розыска пропавших собачек и слежки за мужьями-долбодятлами?!
Кивнув, Зак назидательно изрекает (надо же ему взять хоть какой-то реванш!):
— Но тебе придётся следить за своим язычком и манерами, мисс Лу Эмбер. Мы приглашены не куда-нибудь, а в усадьбу Мэнгроув Плейс её молодым владельцем Стивом Монтгомери. Чтобы вести расследование на месте. Столоваться с хозяевами, жить на гостевой половине…
— А в чём суть? — быстро спрашивает Лу, чьё живое выразительное лицо сразу становится серьёзным.
— Расскажу в конторе — со всем возможным безразличием роняет Зак. Это его маленькая законная месть за чёртов поцелуй. — У меня с собой бумаги и фотографии. Монтгомери передал. Надо всё внимательно изучить. Дело это будет непростым. Клиент уже перевёл на наш счёт тысячу долларов задатка.
Он ждёт радостного вопля или язвительного комментария Лу, но та всё так же серьёзно говорит:
— Похоже, что работёнка и вправду будет не из лёгоньких, босс.
И шалые её глаза при этих словах становятся тревожными.
* * *
Мангры — не просто деревья. Все деревья растут, проталкиваясь корнями в почву, а ветви вознося к солнцу. Шелестят листвой, но всегда остаются на одном месте.
Мангры ходят. Их корни — как ноги. Они запускают их в воду, в солёный горький ил, в хлюпающую грязь болот, чтобы высосать оттуда жизнь.
Их древесина красна, как кровь.
Они упираются ногами в землю. Их ветви — руки.
И они медленно идут в глубину болот, осушая их.
* * *
Усадьба Мэнгроув Плейс семейства Монтгомери раскинулась у излучины впадающего в болото ручья под названием Дарк Крик. Старинный особняк стоит на взгорье — белостенный, с колоннами в греческом стиле. Только вблизи можно заметить, что он изрядно обветшал и весьма нуждается в ремонте.
Монтгомери чинно сидят в его парадной столовой — за большим обеденным столом, напротив французского окна, выходящего в запущенный сад.
Под потолком мерно вращаются лопасти вентилятора, разгоняя пахнущий тиной влажный воздух,
Тишина нарушается лишь постукиванием этих лопастей да звяканьем фамильного серебра о фамильный фарфор. Сервиз — "настоящий
