подходящих
диноископаемых
российские
ученые
предпочитают
специализироваться на том, чего здесь в избытке (хотя, разумеется, монгольские и казахские находки были и остаются дивным
подспорьем в палеотрудах наших специалистов). Оговорюсь и еще раз, что, тем не менее, все не так печально в нашем отечестве с
диноведами:
один
из
«авторов-описателей»,
обнаруживших
упомянутого выше килеска, Александр Аверьянов, хотя и
специализировался
изначально
на
древних
млекопитающих,
стремительно расширяет сферы своей очень научной деятельности, сейчас это один из крупнейших специалистов по птерозаврам, и
именно под его научной редактурой мы сейчас читаем, например, Дэвида Хоуна или Стивена Брусатти. Так что нельзя сказать, что в
диноведении у нас существует совсем уж вакуум, но если сравнивать с
другими областями палеонтологии, людей, изучающих динозавров, пока не так много.
И это дает мне небольшой шанс: грех жаловаться, что не профи
берется за дело, если профессионалы все еще обидно
немногочисленны.
Еще одно ограничение, существенно облегчившее мне задачу: по
большей части я буду говорить о мезозое, в меньшей степени – о
палеозое. Кайнозой (современный, длящийся уже 66 миллионов лет
период), да простят меня ценители этой эры, мне не столь интересен.
Это период, в который все более-менее встало на свои места и
враждующие кланы, клады, окончательно поделили сферы влияния: потомки нептичьих динозавров – птицы заняли дневные небеса, а
млекопитающие стали господами суши, ночного неба, а некоторые и
морей. Если кайнозой и будет упоминаться, то нечасто.
Почему все-таки мезозой? Самый простой и совершенно
неудовлетворительный ответ: мезозой – время, когда происходит много
всего интересного, а мир животных и растений постепенно становится
таким, как мы его знаем сейчас. Разумеется, он не стал бы таким, каков
он есть, без кембрийского взрыва, без выхода первых растений, членистоногих и позвоночных на сушу, без заселения (автор
поправляет «профессорские» очки) высшими сосудистыми растениями
водоразделов, без появления первых летающих организмов (крылатых
насекомых)
и
первых
синапсид
–
древнейших
предков
млекопитающих. Без всех этих событий не появились бы ни наши
питомцы, ни растения, которыми мы привыкли питаться, ни, что еще
печальнее, мы сами; и все это случилось до начала мезозоя. Однако
чем дальше в глубь веков мы отправляемся, тем причудливее
становятся животные и мир, с ними привыкшему к кайнозойским
реалиям читателю сложно соотноситься. Даже цвет неба в
каменноугольный период из-за высокой концентрации кислорода в
атмосфере, скорее всего, заметно отличался от сегодняшнего… Чтобы
это представить, нужна не книга, а шлем виртуальной реальности.
Мезозой же – он где-то посередине: организмы выглядят странно, причудливо, но они узнаваемы, мы к ним привыкли, хотя бы благодаря
кино, мультипликации и популярной фантастике. Как уж там выглядит
мезозойская живность на самом деле и насколько соответствует
наиболее распространенным представлениям о ней – другой вопрос.
Даже представители «родного» кайнозоя для нас порой не столь
привычны, как какая-нибудь палеозвезда мезозойского производства.
Почти все знают, например, кто такой тираннозавр рекс, а вот то, что
совсем недавно (по геологическим меркам) Южную Америку и
Австралию населяли сухопутные крокодилы, точнее крокодиломорфы
и крокодилы, для большинства будет неожиданностью, как и сам факт
существования сухопутных крокодилов, что давным-давно было
скорее нормой. Почти такого же мнения придерживается палеонтолог
и популяризатор науки Марк Уиттон. Он говорит о секрете
популярности конкретно динозавров, но птерозавры и завроптеригии –
летающие и морские «ящеры» – идут с динозаврами в представлении
среднестатистического человека «одним комплектом». В парках и
мирах юрского периода с динозаврами скопом возрождают и
неродственную им морскую и летающую мезозойскую живность. Если
вспомнить первый фильм цикла, то там в брюшке некоего застывшего
в янтаре палеомоскита была обнаружена ДНК именно какого-то
динозавра. Как же на свет появляются птерозавры и плиозавры?
Можно представить, что древний кровосос героически перекусал всю
окружающую его фауну и не поленился даже спуститься на океанское
дно, но это как-то маловероятно – создатели просто не задумались над
тем, что такой способ восстановления не подойдет для неродственных
динозаврам животных. Журналисты тоже до сих пор время от времени
именуют птерозавров или плезиозавров динозаврами. Вернусь к
Уиттону: секрет популярности динозавров, по его мнению, состоит в
уникальном сочетании простоты их конструкции с необычностью, под
которой главным образом понимается «масштаб» мезозойских
«личностей» – ничего близкого по размеру к зауроподам со времен
мезозоя на Земле действительно так и не случилось.
Долгой истории популяризации динозавров (а ей уже более 100 лет) Уиттон также отдает
