все было вполне нормально. Я вновь увидела Игоря. Тот момент, когда он словно ошалелый влетел в квартиру и велел мне собрать вещи себе и Насте.
— Женя быстрее. Прошу, малыш. — он не разбирая кидал вещи дочери в чемодан, что мы покупали ей, когда прошлым летом летали в Египет.
— Что случилось-то? Можешь нормально объяснить? — я вытащила из завала бальное дочкино платье, сунув вместо него еще один джемперок.
— Жень, ты только не переживай, у меня все под контролем.
— Игорь, я знаю тебя, как облупленного. Какой контроль, если ты отправляешь нас в деревню к чертовой бабушке?
— Не к бабушке, а брату. — поправил он, но увидев, что я конкретно завожусь, сам сел на кровать и притянул меня к себе на колени.
— Женька! — выдохнул Игорь в мое плечо. — Я очень перед Вами виноват. Я не могу Вас сейчас защитить. Я не знал, поверь, даже не догадывался, кто заказчик этой хрени… Если б я знал об этом тогда. Я бы не влез в этот проект. Хоть бы мне миллионы сулили…
— Так тебе и сулили.
— Ну, да. Но… черт, Женька! Прости меня, если сможешь! Я верю, когда ты все узнаешь, ты сможешь меня простить. — И он уткнулся в мое плечо лбом.
— Чего простить, Игорь? Я не понимаю! Ты только еще больше меня запутал.
— Поймешь, Женечка, обязательно поймешь. Потом. Я знаю. А сейчас, поверь так надо. Чтобы выйти из этой задницы, я должен быть уверен, что с Вами: с тобой и Настей, все в порядке. И только Егору я могу сейчас доверять. Он те… вас защитит любой ценой.
Спустя двадцать минут мы уже полностью одетыми стояли в прихожей. За минуту до этого, Игорь сунул мне новую карточку, паспорт и права на чужое имя, но с моей фотографией. И свидетельство о рождении на имя Насти. Петрова Евгения Максимовна значилось в моем новом паспорте, Петрова Анастасия Геннадьевна было написано в документах дочери.
— Давай повторим еще раз! — вновь проинспектировал нас Игорь. — Сейчас мы спускаемся на первый этаж. Затем через квартиру Гоши, я помогаю вам вылезть в окно на другой стороне дома. Там стоит синяя Лада Калина. Ключи у тебя?
— Да. — я позвенела связкой в кармане.
— Садитесь в машину и едите до Т. Берешь там билет на сто сорок второй поезд до станции П-кая. Егор вас там встретит. Мне не звони. Я буду связываться только с Егором. Телефон оставила?
— Да. Но что Настя в поезде делать будет?
— На карточке денег достаточно, по дороге купишь смартфон с новой симкой и закачаете мультики или игры. Не мне тебя учить, Жень. Все, пошли на выход.
Игорь проводил нас до квартиры Гоши. Гоша — творческая личность нашего подъезда. Художник, периодически устраивающий веселые симпозиумы в своей квартире. Вот и сейчас, дверь в его жилище была не заперта. А большинство членов очередного собрания единомышленников или уже лежали в различных позах на всех горизонтальных поверхностях, или доходили до данной кондиции, совершенно не обращая на нас никакого внимания. В гостиной, чьи окна выходили на противоположную сторону, сидели двое мужчин. Спорили, уже картавя слова, но не переставая пересыпать речь философскими терминами. Игорь открыл окно.
— Милейший, — обратился один из них к Игорю, — не создавайте сквозняк, очень вас прошшшу!
— Я сейчас, только жену с дочкой выпущу!
— О, ну это, конечно! — кивнул просящий. — Уезжаете?
— Да! — ответила, проходя мимо.
— Сссчастливого путти! — пожелали нам.
— Машину вон видишь? — Игорь указал на синюю калину, стоящую у забора детского сада, откуда я еще сегодня забирала дочку.
— Вижу!
Игорь помог мне перебраться через окно. Хоть и было не высоко, но все же выше моего роста. Так что мужу пришлось подержать меня за руки. Оказавшись на земле, я приняла Настю, а потом и чемоданы.
Игорь стоял у окна, пока мы садились в машину. Но и тронувшись, я еще видела его силуэт мужа в светящемся окне.
Это было на самом деле.
А вот во сне… Во сне за спиной мужа вздымались языки пламени, все ближе пробираясь к Игорю. Пока не поглотили его фигуру.
Игорь отбивался, забрасывая через горящие языки огня светящиеся синим светом шары, что легко слетали с его ладоней. Словно боролся с кем-то, кто находился там, за стеной пламени. Всю его фигуру окутывал синий кокон. Но в какой-то момент в Игоря попал горящий огненный вихрь, разрушая защитный барьер. Фигура мужа вспыхнула, а из горла вырвался крик боли. Он повалился навзничь.
— Нет! — кричала я во сне, — Нет!
Я бросилась к Игорю. И уже спустя секунду взлетала в окно, совершенно не чувствуя стекла, будто его и не было вовсе. Перевернула мужа на спину… Чтобы вместо него увидеть лицо Егора.
— Нет!
И тут я проснулась, с криком вскакивая.
Сердце билось как сумасшедшее. Пот застилал глаза.
Убрав с лица спутавшиеся, слипшиеся волосы, посмотрела в окно. Я не любила закрывать окна на ночь, предпочитая, чтобы утренние лучи солнца могли заглядывать в окно. Вот и сейчас над вековыми соснами вставала красная зоря. Самого солнца еще не было видно, но горизонт над лесом уже окрасился в розово-багряные оттенки.
Четыре сорок пять показывали часы.
Все тело болело, словно ночью меня переехал танк. Два раза, как минимум. Кряхтя, будто столетняя старуха, я поплелась в ванную. Это на первом этаже санузел был один. А здесь он был в каждой комнате.
Ну, или я так думала.
Пока, стоило мне только встать под тугие струи в душевой кабинке, не открылась, как оказалось другая дверь.
Ванная оказалась совмещенной с соседней комнатой.
И на меня смотрел, не опуская глаз, брат моего мужа.
Крик замер в груди, так и не успев раздаться. Я лишь прикрыла все свои стратегические места руками, напряженно вглядываясь в мужское лицо напротив. Красивое и суровое оно сейчас исказилось в мучительном, почти зверском выражении.
Темный голодный взгляд пригвоздил меня к месту. Боясь шелохнутся, я дышала через раз, представляя себя загнанной в угол мышью.
В глубине глаз Егора вновь сверкнуло золото. И это уже не было галлюцинацией или бредом, потому, что я напряженно вглядывалась в него, стоя под тугими струями душа, сейчас жестко хлеставшими мне в спину.
Мужчина будто окаменел, напрягаясь так, что на шее выступили вены. И только глаза жадно шарили по моему голому телу так, что я почти физически ощущала эти «прикосновения».
А потом его глаза встретились с моими.
Испуганными и растерянными.
Егор дернулся, словно от пощечины,