близкими родичами – более отсталая ветвь того же родового древа. Во-вторых, сам эллинизм уже глубоко проник в Македонию. Хотя для возникновения эллинизма требовался определенный набор политических условий, значительная часть эллинизма – комплекс идей, литературных и художественных вкусов, – появившись однажды, могла быть передана людям, которые сами не жили в тех же условиях, что и греки. Итак, мы видим, что к IV в. до н. э. эллинизм уже оказывал влияние за пределами собственных границ. Финикийцы на Кипре, например, а также ликийцы и карийцы были отчасти эллинизированы. Но ни в одной стране эллинская культура не господствовала больше, чем в соседней Македонии. Правящий дом претендовал на чисто греческое происхождение и возводил свой род к древним царям Аргоса. Двор был местом, куда стекались греческие ученые, философы, художники и искатели приключений. Мы помним, что Еврипид закончил свои дни при царе Архелае. Филипп, который часть своей юности провел в качестве заложника в Фивах, был очень хорошо знаком с греческим языком и литературой. Человек, в котором мудрость греков достигла своих вершин, был нанят, дабы обучать его сына. Собственные идеи Александра происходили из героической поэзии Греции. Знать в целом подражала двору; можно предполагать, что они в общем и целом понимали греческий. За небольшими исключениями, и их имена были чисто греческими.
Должны ли эллины принять условия Филиппа – конфедерацию под господством македонцев против варварского мира? В большинстве греческих государств на этот вопрос – ключевой вопрос дня – отвечали «да» или «нет» с яростью и партийной риторикой. Ответ «нет» нашел свое бессмертное воплощение в устах Демосфена. Однако история решила в пользу «да». Филипп, предлагавший эти условия, обладал властью принуждения.
Итак, эллинизм вошел в совершенно новую главу своей истории. С одной стороны, независимое существование государств, обусловивших его рост, было обречено; с другой стороны – появилась гигантская военная мощь, вдохновленная эллинскими идеями. Распад македонской империи после смерти Александра действительно дал греческой независимости передышку дома и подверг опасности подъем греческой культуры на заново завоеванных территориях. Однако в течение длительного времени правящими силами на Балканском полуострове, в Малой Азии, Египте, Вавилонии, Иране, в стране, где течет Инд, – во всех тех странах, которые принадлежали к арийской и семитской цивилизациям, – оставались монархические дворы, греческие по своему языку и образу мыслей.
Затем, когда греческие династии начали сходить на нет, когда корона, как кажется, уже собиралась вернуться в руки варваров, Рим, истинный наследник Александра, сам переняв всю умственную и художественную культуру, которой он обладал, от греков, выступил на сцену, дабы поддержать господство греческой цивилизации на Востоке. Индия, безусловно, была потеряна для эллинизма, как и Иран, но на другой стороне Евфрата его власть триумфально возобновилась. Однако эллинизму пришлось заплатить за это свою цену. Закон древней истории был неумолим: большое государство должно быть государством монархическим. Рим, став мировой державой, превратился в монархию.
Итак, это вторая глава в истории эллинизма: его распространяли и поддерживали цари-деспоты, сначала македонские, а затем и римские. Результат был таков, какого можно было ожидать. Во-первых, эллинизм распространился далеко за пределы своих первоначальных границ: сосуд был разбит, и долгое время таившийся эликсир излился на окружающие народы. С другой стороны, внутреннее развитие эллинизма остановилось. Смерть не пришла сразу. Только когда страны Средиземноморья оказались объединены под единым правлением Рима, греческие государства потеряли всякую независимость в своих действиях. Научные исследования под покровительством царей значительно продвинулись вперед за несколько столетий после Александра, теперь, когда македонское и римское завоевания открыли новое поле деятельности для духа исследования, который развился среди эллинов до того, как их покорили. Но после Аристотеля философия уже не достигала новых высот: труд более поздних школ в основном популяризировал идеи, которые уже были достигнуты немногими. Литература и искусство после начала македонской империи стали приходить в упадок: и то и другое отныне воплощало только упорный труд и воспроизводило произведения более свободной эпохи, за исключением нескольких более поздних цветков (например, художественные школы Родоса и Пергама), в которых текли старые соки – пока не высохли. Учеба – старательная, механическая, лишенная прогресса – заняла место творчества. Что же касается нравственной стороны эллинизма, то мы видим, что гражданский патриотизм в значительной степени сохранялся еще долго как в старых греческих городах, так и в новых, которые возникли по всему Востоку. Там, где патриотизм уже не мог принимать форму управления и защиты города как суверенного государства, он все еще мог тратить деньги и труд на работы во благо основной массы граждан или для того, чтобы город стал прекрасен на вид. Руины греческих построек, рассеянные по всей Малой Азии, в основном принадлежат римским временам. Сами Афины выглядели при Адриане более блистательно, чем при Перикле. Но даже этот поздний патриотизм постепенно вымер.
Не только сам монархический принцип был неблагоприятен для развития греческой культуры. Монархия начинала все больше и больше походить на деспотические государства прежнего мира, которые она заменила. Мы знаем, как быстро Александр принял одеяние и образ персидского царя. Первых римских императоров сдерживали традиции Республики, но они постепенно устарели, и двор Диоклетиана или Константина уже ничем не отличался от того типа, который мы видим на Востоке.
Именно в ранней фазе этой второй главы эллинской истории мы можем наблюдать карьеру династии Селевкидов. Бо́льшая часть империи Александра некоторое время находилась под властью Селевка и его потомков, и именно эта часть заключала в себе места, где располагались все древние цивилизации, за исключением египетской. Именно под эгидой дома Селевка эллинизм в III в. до н. э. укоренился во всех странах от Средиземноморья до Памира. Мы везде видим эллинскую цивилизацию, все еще воплощенную в форме городов-государств, но городов-государств подчиненных, спорящих с двумя противоположными принципами – монархии и варварства, однако вынужденных вступить в компромисс с первым из них, дабы спастись от второго. Мы видим, что династия, воплощающая эллинизм, становится все более слабой и пустой, пока римляне, отражая армянское вторжение из Сирии, не находят в живых лишь ее тень. Наконец, в организации и учреждениях Римской империи мы видим многое, что было заимствовано из эллинистических государств, существовавших раньше.
Мы попытались определить значение селевкидской эпохи, показав место, которое она занимает в древней истории. Однако нам мало чем помогло бы, если бы мы остановились здесь и не задались вопросом: в каком отношении развитие древней истории в целом находится к современному миру, частью которого мы являемся? Тот эллинизм, который так важен для древней истории, развивавшийся в городах-республиках Греции, распространенный Александром, поддержанный Селевкидами и Римом, связанный с падением Римской империи, – что
