или салфеток великоваты.
– Накидки на стулья. Там, где спинка соприкасается с головой, – пояснила женщина.
– Я возьму четыре.
Эрнест отвлекся и задумался о происхождении слова «четыре». Вероятно, от греческого tetarēs. Или латинское quattuor? А до этого? Мысли пронеслись сквозь языковые хитросплетения ушедших времен – латынь, греческий, древнескандинавский, древнефризский…
Все еще думая об этимологии слова «четыре», он вдруг заметил, что стоит в прихожей и протягивает Фриде намокший сверток с кружевами.
Она разорвала бумагу и с застывшей улыбкой посмотрела на кружевные квадраты.
– Ноттингемские кружева считаются лучшими в мире, – объявил Эрнест, испытывая прилив гордости.
Это была гордость за Англию, за империю и за себя – английского джентльмена, взращенного им за годы брака. Он вел отсчет со дня своей свадьбы, когда увидел в глазах барона фон Рихтхофена неприкрытое сожаление.
Фрида бросила бумагу в мусорную корзину.
– Да, дорогой, – сказала она. – Наверное.
Она вышла из прихожей с поникшими плечами, будто одолеваемая смертельной усталостью. Да, надо отправить ее в Мюнхен. Пусть отдохнет от забот. Мюнхен – вот ответ на все вопросы.
Глава 5
Фрида
После визита Нуш Фрида постоянно вспоминала день, когда встретила Эрнеста. Чистя его шляпу, складывая зонты, полируя маленькое зеркальце, которое он держал у себя в кабинете, она закрывала глаза и представляла себе фонтан, где они впервые встретились. Она ясно помнила ощущение нагретого солнцем камня и упругого мха под пальцами. Эрнест, непринужденно опираясь на трость, рассматривал резной носик фонтана. Ей понравились задорно торчавшая в углу рта трубка, шелковый галстук-бабочка и лихо сдвинутое набекрень канотье. Он заговорил с ней по-немецки, потом по-французски и, наконец, по-английски. Это ей тоже понравилось – ум и утонченность.
Она бросилась домой и взахлеб рассказывала сестрам, какой он ученый – четыре университета, работает над множеством серьезных книг, а недавно получил должность профессора современных языков в английском городке с экзотическим названием.
– Он еще умнее, чем ты, – заявила она Элизабет.
Она не стала говорить ни о возрасте, ни о синих венах, бьющихся у Эрнеста на висках, ни о просвечивающем под редеющими волосами блестящем черепе.
Когда мать сказала, что мистер Уикли просит ее руки и хочет увезти в Англию, Фрида оторвалась от томика стихов и улыбнулась, вообразив себя женой-вдохновительницей, которая принесет в жизнь великого ученого легкость и радость. В свои восемнадцать лет, уверовав в его гениальность, она мысленно рисовала картины: они гуляют среди английских холмов, погруженные в дискуссию – философия, поэзия, политика, с легкостью переходя с одного языка на другой. Позже Фрида ощутила трепет победы над сестрами, поверив эту мысль одному только дневнику:
«Я первой выйду замуж, первой сброшу бремя девственности!»
– Конечно, он не нашего круга, – вздохнула баронесса. – С другой стороны, не требует приданого. Беднякам не до капризов.
Фриду деньги не волновали. Она хотела яркой жизни, приключений, разговоров, любви. Эрнест мог предложить ей все эти радости. А еще – Англия: само слово дышало тайной, славой, страстью. Она уже слышала зов земли Шекспира, Вордсворта и Байрона. Страна-королевство. Империя, которая простирается до самого края земли. Державный остров… почти рай… драгоценный камень в серебряной морской оправе. «Англия, Англия, Англия…» – вновь и вновь с трепетом повторяла она.
Позже, после знакомства с родителями Эрнеста в Дувре, во время которого его благочестивая матушка смущенно комкала заштопанные перчатки, а сгорбленный отец смущенно сутулился в прохудившейся от частых стирок рубашке, баронесса в бешенстве вернулась в Мец. Когда Фрида приехала домой, родители дали понять, что больше не одобряют Эрнеста. Они подшучивали над его очевидной девственностью, называли его родителей нищебродами, а низкое происхождение считали преступлением.
А Фрида увидела в скромном браке мистера и миссис Уикли надежду: трогательные жесты любви и преданности, заботливость, с которой отец Эрнеста чернил плиту для своей жены, а та каждое утро причесывала ему бороду и разглаживала складки на брюках, когда он вставал. Маленькие знаки верности и любви, которых она никогда не видела раньше.
В первые дни замужества Фрида пыталась делать то же самое: убирала крошки с усов Эрнеста и поправляла ему галстук. Собирала лютики и незабудки, делала букетики и ставила в подставках для яиц ему на стол. За завтраком клала рядом с почтой разрезной нож и срезала корки с его тоста. Появление детей все изменило. С Эрнестом что-то случилось. Она не знала, как и почему, но чувствовала, что медленно отодвигается на самую дальнюю периферию его жизни. Она потрясенно гадала: неужели он больше не любит? А любил ли когда-нибудь? Замешательство быстро сменилось гневом. Через несколько недель гнев утих, она смирилась с отдалением супруга и с головой ушла в материнские заботы.
Лишь временами спокойствие переходило в безмолвную печаль. Ей постоянно мерещилось, что она играет навязанную кем-то роль. Она чувствовала это подсознательно, хотя не могла сформулировать. Пока не приехала Нуш с провоцирующими разговорами о любовниках и салонах. И все эти намеки, что они с Элизабет – а ведь ни одна из них не обладала и долей мужества Фриды – сами выбирают себе роли. Они ведут свободную и счастливую жизнь, где есть место любви и страсти, о которых всегда мечтала Фрида.
«Я поеду в Мюнхен, – решила она, – и увижу, что они преувеличивают полноту своей жизни. Возможно, сестры просто хотят наказать меня за неравный брак».
Она положила трубку и кисет Эрнеста на дальний край письменного стола, рядом с латунной пепельницей и новым коробком спичек. Поправила серые квадратики кружева, которые лежали один поверх другого на подголовнике кресла. А что, если Нуш не врет и не преувеличивает?.. Ученая, серьезная Элизабет резвится с красавцем-любовником на глазах у всего честного народа? Что за бредовая идея!
Глава 6
Монти
Прошла неделя с тех пор, как мама поделилась с Монти огромным секретом, и ему становилось все труднее не думать о своем будущем брате или о том, что мамочка может умереть. Когда она говорила об огне внутри, то, видимо, имела в виду, что у нее жар. Монти вспомнил, как однажды болел с высокой температурой. Кровь будто кипела в жилах, и пламя лизало внутренности.
Вечером, когда отец пришел подоткнуть ему одеяло, у Монти вырвался вопрос, все это время не дававший покоя:
– Папа, откуда берутся дети?
Отец так и застыл у края кровати. В конце концов он сказал:
– Это подарок, который посылает Бог.
И кашлянул, как будто что-то застряло у него в горле.
– Если подарок, то почему так много женщин умирают?
– Это случается очень редко. Если… когда…
Папин голос прервался, он быстро зашагал к двери, как будто куда-то опаздывал.
