мне большой синяк
Да я слабак ну пусть слабак, и я не то чтобы смельчак
Но и не трус, ну пусть боюсь, и потому не оступлюсь
Я дома в угол свой забьюсь, на чтенье книжек навалюсь
Колоду карт в пасьянс сложу — всё тренировка для ума
Зато в штаны не наложу, и теоремою Ферма
Прозабавляюсь вечер весь, ботаник я, мне стыд и срам
Вдыхаю клей как будто взвесь не веря собственным слезам
Дурманы в сером веществе мотив подарят просиять
Свалиться мордой в оливье и рубль последний разменять.
* * *
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Это новая песня на старый лад,
на зубок её брали и там, и тут:
из живущих каждый не виноват,
виноватые вниз головой цветут.
Они камни колышут на площадях,
иногда приснятся, как зимний лес,
где деревья чёрные все в гвоздях
(но иных не встретишь ни там, ни здесь).
Они тоже хотели из общих зол
выбрать меньшее, стать серебром планет…
Опустили сердце в густой рассол,
позабыли на девяносто лет.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Посидеть на двух стульях не всякий рад,
понимая последствия там и тут:
можно выйти оттуда в Эдемский сад
или выбрать совсем иной маршрут.
Те, кто жив — обыватели хоть куда:
приспособились через камни шагать.
На чужие кто умышлял места,
тот готов рассвет на ветвях встречать.
Заколышутся камни на площадях,
на ветвях закачаются булки враз —
и окажутся новые на гвоздях:
годы прежние выползут напоказ.
* * *
МИХАИЛ ГУНДАРИН
В Транквилиуме этом, Тропарёво,
ещё при позапрошлом короле,
едва сопротивлявшееся слово
полнеба мы тащили на пиле.
Усохли дни, зато набухли ночи,
ни слов, ни пил. И, честно говоря,
сегодня даже небеса не очень
подходят для тасканья словаря.
Бог в помощь нам, дельцам и дилетантам,
катящимся с невидимой горы —
ладони добродушного гиганта.
Теперь и это в правилах игры.
ВЛАДИМИР БУЕВ
В иных мирах я тоже как-то шастал,
В Транквилиум опять же забредал.
Но, может, зря сейчас о том похвастал?
Всего лишь в Тропарёво побывал.
И там мне было тяжко: слова ради
единого я поднимал пилу.
Я был Атлантом, ибо в роли клади
волок (подобно мощному волу)
полнеба на пиле простой двуручной.
Я так старался, даже изнемог.
Но Бог исправил день мой злополучный,
устроив мне счастливый эпилог.
Весь вечер без пилы хожу свободно,
И завтра тоже в гору не пойду.
Сизифов труд — как это благородно!
Но дилетанты с нормой не в ладу.
* * *
МИХАИЛ ГУНДАРИН
месяц ели мокрый хлеб
что отпущен был по водам
а потом приплыл обратно
мы довольны не вполне
этим хлебным тихоходом —
у него на шкуре пятна
ну а если утонул
значит все мы утонули
хоть плавучи будто пробки
но не дали нам уплыть
утопили и вернули
и хранят в сырой коробке
ВЛАДИМИР БУЕВ
кушать хочется всегда:
мокрый, свежий хлеб, сухой ли —
глядя сверху (соразмерно)
сознаём не о еде
речь сейчас идёт лихой ли
или может быть примерный
тот кто плавает в реке
он не плавает а всплывший
пятна трупные мелькают
из-за газов вздут живот
нам глаза на мир открывший
что иной мир все узнают
* * *
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Полуэктов видит короткий сон:
горящие города.
Просыпаясь, берётся за телефон,
сообщает туда, куда.
Это просто работа. Его оклад
не зависит от темы сна.
Важно, чтобы записывал всё подряд,
разберётся сама страна.
Полуэктов трогал ядерный гриб,
но медаль получил за то,
что однажды увидел двух мёртвых рыб
в алюминиевых пальто.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Появилось в истории много тех,
кто фальшью кроет её,
Искажает суть, скрывает успех,
нутро обнажая своё.
Полуэктов Павел про ядерный гриб
знал всё, что положено знать.
Он ядерщик. Доктор. Возможно, рыб
в озёрах он мог созерцать.
Пахал папой Карлой. Открытий воз
наделал учёный наш.
Плохой в онкологии был прогноз,
Не спал и не впал в саботаж.
Страна оценила, вручила медаль,
не ту, что скажут потом.
И прочих наград была спираль —
Заслужены все трудом.
…А в части алюминиевых пальто,
которые парочка рыб
напялила будто бы (вот шапито!),
то это простой недосып.
* * *
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Петров закончил заготовки
обыденное моросит
троллейбус двинул с остановки
и не дождался, паразит
Петров, зачем свои соленья
ты кутал в старое пальто?
из огурцов и перцев тленья
не избежал ещё никто
ты скажешь плотная закрутка
и ледяные погреба
плывёт немытая маршрутка
Петров, а я скажу судьба
ВЛАДИМИР БУЕВ
Петров в подвале задержался
не — Водкин, а простой Петров
и потому он занимался
соленьем перцев-огурцов
а вовсе не спиртных напитков
распитьем наглым среди дня
ушёл весь транспорт вновь попытка
вернуться в офис обгоня
троллейбус вкупе с той маршруткой
не мытой год иль целых пять
обед закончен и закрутку
успел он до конца сваять.
и разовьются отношенья
из погребных зимою льдов
Петров достанет все соленья
из перцев и из огурцов
не ждите от Петрова тленья
он сытно ест пешком идёт
респект Петрову уваженье
судьбу Петров подальше шлёт
* * *
МИХАИЛ ГУНДАРИН
мушкетёры твои ацтеки
где Мария
в начале лета
проводила друга навеки
а запомнила только это
как стоял на тяжёлом камне
посреди ледяного неба
говорил всё равно запомни
улыбался нелепо
это было в книге не в книге
гастронома среди эфира
где хромая душа
выпрыгивать
училась за двери мира
до сих пор золотые титры
зависают над облаками
это мантры Мария мантры
всё дословно что было с нами
ВЛАДИМИР БУЕВ
то ль Мария то ль не Мария
Магдалена
но эйфория
обуздав меня Мельпоменой
драму гасит асимметрией
историчность былых страданий
и блаженных улыбок кротость
у Марии-доньи метаний
не отнимут убогость
ведь Кортес на тяжёлом камне
постоял неспроста взирая
как ацтеков бойцы арканят
как империя исчезает
ты Мария просто Мария
Магдалена или Марина
если в мантрах твоя ностальгия
в Мельпомене причина
* * *
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Из старой тетради
Землю увидеть во сне, ты сказала, дурная примета.
Для посвящённых — предвестье тяжелого года,
как урожай огурцов, как злодейка-комета,
хвост перед каждым задравшая не без дохода.
Я возражу, ибо что нам, астралопитекам,
в этом случайном стеченье чужих обстоятельств!
Ради забавы представишь себя человеком —
сразу навалится груз долговых обязательств.
Трудно лететь, трудно плыть под холодной водою,
трудно раскрашивать мир в надлежащие краски.
Там,
