основной массы людей), во время которого «набивался» желудок, а тщательно подготовленная церемония. Возле каждого стояла глубокая тарелка овальной формы, с причудливым орнаментом, в которой лежало по несколько запеченных в духовке румяных картофелин. Остальную часть блюд занимала жареная курица. Все выглядело вполне аппетитным. Организм нагло требовал еды, но ненавистное стеснение мешало поднести руку к вилке. Аня сделала над собой усилие, и «каменная» рука, наконец, дотянулась до стального предмета. Все столовые приборы показались ей идеально начищенными, как будто ими пользовались впервые. На столе отсутствовал хлеб, – не было ничего, кроме курицы и картошки, – но он выглядел красиво. Гостья снова ощущала на себе внимательные взгляды каждого из присутствующих в доме. Внутренне она уговаривала разум, что это все глупости, что ей постоянно кажется повышенное критичное отношение со стороны окружающих людей к ее персоне. Но вряд ли это был тот случай. Сначала на нее посматривала Старуха, сидевшая на центральном месте. Ане показалось, что и стул хозяйки был несколько выше, чем у остальных. Женщина ела медленно, тщательно пережевывая, почти не двигаясь, но ее тело периодически вздрагивало, словно от перенапряжения. Ее огненные зрачки расширились, в глазах заиграла бешеная дымка. Но это было заметно лишь со стороны. Почти с таким же выражением лица жевал брат экс-преподавателя. Его волосы приняли еще более беспорядочную форму, ноздри изредка раздувались, щеки напряженно втягивались в скулы. Дочка Старухи часто во время ужина посматривала на мать. Казалось, что она перенимала у той все повадки, движения, умение вести себя в кругу людей. Даже это лихорадочное подергивание всем телом она словно тоже «скопировала» для себя. Самым спокойным выглядел Олег Борисович. Он ел мало, часто мешкался, чтобы вытащить косточки из куска мяса. Его глаза попеременно останавливались то на одном, то на другом. Меньше всего он смотрел на Аню и старался искусственно сохранить на лице приятную, непринужденную улыбку. Он, как коршун, расправив крылья, висел в воздухе, над своими коршунятами, готовившимися вот-вот растерзать общую добычу. Аня с трудом смогла отделить розоватый кусок мяса от кости. Оно оказалось недожаренным. На вкус курица была совершенно пресной. Такую девушке впервые пришлось попробовать. Она сразу вспомнила себя в детстве. Отец умер, когда девочка была малышкой, и мама, оставшись одна совсем молодой, была вынуждена много работать, чтобы содержать и себя, и ребёнка. Она старалась, чтобы Анька ни в чём не нуждалась, чтобы у неё были самые красивые платьица, вкусная еда и новые игрушки по праздникам. Анина мама работала обычным продавцом в магазине верхней одежды. Но тогда это считалось престижным. Ведь норковую и песцовую продукцию легко можно было выменять на что-то другое или немного накинуть в цене за «придержание» товара. Так вот молодая мамочка и выкручивалась, обеспечивая своё чадо. Больше она так замуж и не вышла, ни сестрички, ни братика у девочки не появилось, хотя она очень просила об этом маму. Особенно на Новый год.
Мама разговаривала с ней, как со взрослой, и объясняла каждый раз, что они не могут позволить себе в данный момент «ни братика, ни сестрёнку, так как за ними надо ухаживать, а, если я буду ухаживать, то, кто, тогда, будет работать?» «Я буду ухаживать за ними!» – Хныкала Аня. «У нас и мужчины-то нет в доме, который бы о нас позаботился». Аня принимала этот веский аргумент и затихала, борясь в душе с разочарованием. Но периодически какие-то мужчины всё-таки захаживали в гости на чаёк. Они потихоньку, почти шёпотом, общались с мамой в кухне, пока дочка сидела в своей комнате за уроками. Потом мама собиралась, и они шли в кино или на концерт. В какой-то момент в маминой жизни появился некий Вячеслав Павлович. Он был старше её лет на двадцать, очень красиво и необычно ухаживал. Он пёк самые вкусные пироги, которые Ане удалось попробовать в своей жизни. Они были то с яблоками, то с мёдом, то с вишней. В силу этого обстоятельства и в силу его крайней обходительности, Вячеслав Павлович понравился Ане, как человек, как дедушка.
Но когда он предложил маме выйти за него замуж, обе дамы, почти не раздумывая, решили, что это не вариант. Как человек, он был наимилейшим, аккуратным хозяйственным (ещё каким!), наверное, любящим. Но мама у Аньки была молодой для него. Она на свой-то возраст выглядела с трудом, а тут – жених совершенно иного склада, как будто из другого мира и времени, как будто с другой планеты. Однажды, когда мама задержалась на работе, Аня захотела сделать для нее что-нибудь приятное и остановилась на мысли приготовить вкусное блюдо. Девочке было тогда чуть больше восьми лет. Сначала она быстренько разморозила курицу в горячей воде, а затем, покрыв ее внушительным слоем соли, положила на противень и отправила запекаться в духовку. Мама пришла почти вовремя, когда по всей лестничной площадке уже успел распространиться жуткий «запах» от неразделанной курицы…, – Аня невольно улыбнулась, – эти мысли успокоили ее и напомнили о родном доме. Картошка оказалась более съедобной, но чего-то тоже в ней не хватало. Возможно, если бы она приправила все это загустевшим красновато-бардовым «соусом», как все остальные, то и съела бы блюдо. Однако и у него вид был не совсем аппетитным, и гостья предпочла все-таки остаться на сегодня голодной, нежели мучить свой организм невкусной едой.
После трапезы все также, молча, встали из-за стола. Аня привыкла сама убирать за собой посуду, и здесь, глядя на то, как все отужинавшие, кроме Старухи, покинули кухню, замешкалась возле тарелок. На помощь снова пришел Олег Борисович.
– Аня, ты, кажется, хотела со мной поговорить?
– Да, Олег Борисович. Меня интересуют студенческие строительные отряды, – воспрянув духом, ответила гостья.
– Очень хорошо. Знаешь, в молодости я тоже ими интересовался, просто мечтал поехать в составе отряда куда-нибудь на Минеральные Воды, чтобы не столько хорошо заработать, сколько отдохнуть всей душой.
– Пойдем в мою комнату, покажу тебе фотографии, где я со своими студентами. Отряд, увы, не был выездным, а занимался строительством школы и гаража в нашем поселке. Аня с удовольствием согласилась остаться наедине с преподавателем, – им было о чем поговорить, и именно с глазу на глаз. Через минуту они пересекли темный узкий коридорчик и оказались в небольшой комнатке. Сквозь плотные зеленые шторы с трудом пробивался дневной свет. Казалось, что лучики солнца даже в самый яркий день терялись в этой тяжелой ткани. Напротив двери стоял небольшой письменный стол с множеством маленьких деревянных ящичков. На нем был «легкий» беспорядок: валялись ручки, карандаши, белые и испачканные
