из-за этого… в общем, что это может мне вредить!
— В нашем ханжеском городке может! — сочувственно вздохнула Красивая. — Ты выглядела будто… тебя в чем-то уличили, или…
— Разоблачили! — воскликнула Средняя.
— Это одно и то же, — с укором произнесла Красивая.
— Так, стоп, сестрицы! — Старая стукнула кулаком по столу. — Это ваши домыслы, не превращайтесь в наших горожан! Правду о своем переживании может знать только Ребекка.
Ребекка с благодарностью поглядела на Старую, но на других сестёр особо не злилась.
— Смущение, — тихо проговорила она. — Когда я могу его испытывать? Когда говорят о моей привлекательности? — то ли спросила, то ли ответила Ребекка.
— Ты смутилась, когда я отметила, что рецепт этого переживания можешь знать только ты! — напомнила Старая. — Видать, в этой фразе и спрятан ответ!
— Ну да, вы выделили меня, словно особенной сделали, и я смутилась. — Поясняла Ребекка.
— А из чего же состоит твое смущение? — допытывалась Старая. — Давай-ка разберём его по ингредиентам!
Началась суматоха: Средняя и Красивая живенько расставили банки-склянки, заполнили котёл водой и вновь уселись.
Ребекка же не могла сидеть, она стала медленно ходить по избе, исследуя свое такое нужное переживание.
— Чаще всего я испытываю это чувство на работе, — заметила Ребекка. — Вернее, испытывала.
— Та-а-ак, — ожидающе пропела Старая, пока Средняя и Красивая, раскрыв рты не сводили глаз со своей воспитанницы.
— Когда мне что-то говорили мужчины… Больные!
— И что же?
— Комплименты! — Ребекка остановилась посредине кухни. — Я ощущала от их слов… Стыд!
Средняя что-то лихорадочно записывала в свою ветхую тетрадочку.
— Да, — сама себе говорила Ребекка, — изначально я испытывала стыд, потому что от больных слышать комплименты как-то… Неловко, стыдно, одним словом! Это не то место, для меня по крайней мере!
— А что ты им говорила в ответ? — полюбопытствовала Красивая.
— Ничего! — Ребекка пожала плечами. — Я… смущалась!
— То есть стыдилась? И все? — с надеждой в голосе спросила Старая.
— Не совсем, — Ребекка задумалась. — Стыд больше несет негатива, черноты, хочется исчезнуть, но я не хотела этого. Я… была рада комплиментам! — воскликнула она.
— Рада?! — удивилась Красивая. — Ты же сказала, что неприемлемо больным заигрывать с сестрами?
— Так и есть, — согласилась Ребекка. — Но если опустить правила, мое естество скорее будоражилось от этого! Я чувствовала возбуждение в груди, чувствовала себя живой, привлекательной, красивой, и мне об этом говорили. Но разум словно не давал этой буре переживаний выплеснуться наружу, тут присоединялся страх показаться легкомысленной, и я…
— Опускала голову и только лишь улыбалась из-под опущенных ресниц. Вот оно — смущение!
Старая потерла руки, широко улыбнулась и подмигнула Ребекке, пока Средняя все строчила в тетрадке. Ребекка уселась за стол.
— Итак, я подведу итог! — начала Средняя. Ядро смущения — стыд! А ещё щепотка страха и… — она что-то подчеркнула в тетрадке, — захватывающая волна подавленного (невыраженного) возбуждения, спрятанная за опущенные улыбающиеся глаза!
— Ох, как подлинный мастер письма сказала! — Красивая иронично расхохоталась.
— Ну что же, вафелька моя, благодарю тебя сердечно! — Старая подошла к Ребекке и обняла ее.
— Погодите-ка, неужель спать?! — упавшим голосом спросила Красивая. — Время ещё мало!
— Можно и пофеячить ещё, — молвила Средняя.
— Дык, никто и не собирался спать, — Старая загремела посудой. Она наливала кипяток в чайник. — Давайте, просто потрындим?! — предложила она.
— Вот, так-то лучше! — Красивая и Средняя переглянулись и заулыбались.
Сестры убрали банки-склянки, спрятали всякую ведьмовскую атрибутику и накрыли стол. Теперь он выглядел вполне по-человечески. Большую часть стола заняли сладости и выпечка, и только чашки в виде мухоморов, намекали на странности хозяек: вряд ли заблудившийся путник посчитал бы их ведьмами из-за «ядовитых» чашек, но чудачками бы окрестил.
Ребекка разлила чай, и все уселись.
— Ну-с, о чем говорить будем? — спросила Старая, макая сушку в чай.
— А давайте… о любви! — предложила Красивая.
— А давайте! — Старая звонко опустила чашку на блюдце. — Вот ты и Ребекка нас просветите!
— А вы, как же? — осторожно спросила Ребекка.
— Да у нас уже все атрофировалось, — расхохоталась Старая.
— Как понимать?! — ахнула Красивая.
— А ты за себя, сестрица говори! — обиженно вставила Средняя.
— Сердце мое атрофировалось! Любить уж боле не может. Годами придавило, да банками-склянками. Прости, сестра, коль обидела, — объяснилась Старая. — Иными словами, хочу знать, что молодежь о любви думает, а я уже, да и ты тоже, надумалась в свое время. Слово Ребекке и Красивой!
— Вон оно что! Дык так и говори, а то атрофировалось у нее там что-то… — пробубнила Средняя.
— Ну-с, Ребекка, вафелька наша, что для тебя любовь? — спросила Старая.
— Моя злость живёт в ладонях, — неуверенно начала Ребека, — и любовь там же…
— Ух ты! А как она у тебя проявляется? — удивилась Средняя.
— Я скажу очень образно, но, грубо говоря, объект вожделения я люблю скрутить в руках до смерти, удушить, чтобы прочувствовать любовь.
— Ого! — Красивая подсела к ней поближе. — И многих ты э-э-э «задушила»?
— Ну, в переносном значении — да, — скромно промолвила Ребекка. — Но по-настоящему было лишь с одним…
— А как оно было? — спросила Старая.
— … С ним хотелось быть внизу, под ним, чувствовать его тело на себе, принадлежать ему… уткнуться в его шею и нюхать, нюхать, нюхать и… к-а-а-а-к укусить! С ним было по-взрослому, по-настоящему, я ведомая, он ведёт, и мне хочется идти за ним… Хотелось. Он умер, вернее, его убили, и месяца не прошло… по моей вине, поэтому я здесь — у вас…
— Печально, — тихо произнесла Красивая, а Старая и Средняя поджали губы и сочувственно поглядывали на Ребекку.
— Мои желания развратные? — спросила она. — Мы с ним любили играть в незнакомцев. В городе меня называют блудницей…
— Бекка, ты не похожа на блудницу, вафелька моя. Твои желания из уст льются так благородно… так изысканно… — утешала Старая.
— Да она просто элитная блудница, — подмигнула Красивая Ребекке. — А что мне, например, нравилось гладить живот нашей кошке, у меня даже слюни текли, ей богу! — призналась она.
— Так вот, куда она пропала! — поперхнулась чаем Старая. — Ты сожрала нашу кошку!
— Чушь! — вспыхнула Красивая.
— Ааа, я, кажется, вспомнила! Вот отчего у нас страсти-то значительно прибавилось во флаконах! Я помню, что кошки не стало именно в тот день! Ты кошку использовала переносчиком страсти! — подлила масла в огонь Средняя.
— Вы и правда ведьмы! — икнула Ребекка, отодвинув от себя чашку.
— Не бойся вафелька это у нас юмор такой ведьмовской! — Старая ей подмигнула.
— Я бы побрезговала жрать кошку! Она умерла от старости!
— Ей три года было! — захлопала ресницами Средняя.
— Они такие милые! — растрогалась Старая, наблюдая за сестрами.
— Э-э-э… — промычала Красивая.
Пауза затянулась, щеки Красивой становились все краснее и краснее.
— Мать моя Герда, сестрица, я бы простила мужика,
