позволить, но они были не из дешёвых.
— Как сухо, — сказала фея. — Ты говоришь так, словно цитируешь книгу, дитя. Книги часто имеют мало общего с жизнью. — Её внимательные зелёные глаза сверкнули, когда она повернулась, чтобы посмотреть на молодую женщину с младенцем, проходящую мимо нас. — Что ты знаешь о них?
— Они опасны, — ответила я тихо. — Очень опасны. Древнескандинавские боги ходили к ним за оружием и доспехами, и они не пытались бороться с ними. Гарри говорил, что рад, что ему никогда не приходилось сражаться с чёрными альвами. Они также придерживаются понятий о чести. Они участники Неписаного соглашения, и они соблюдают его. Они имеют репутацию свирепых защитников своих соплеменников. Они не люди, они не добрые, и только глупец станет с ними связываться.
— Уже лучше, — похвалила Леанансидхе. Затем добавила пренебрежительным тоном:
— Только глупец.
Я снова оглянулась в сторону того здания:
— Это их собственность?
— Их крепость, — ответила Леа. — Центр смертных дел, здесь, на великом перепутье. Что ещё можешь о них вспомнить?
— Хм, — покачала я головой. — У одной из скандинавских богинь спёрли ювелирную побрякушку…[3]
— Её звали Фрейя, — уточнила Леа.
— А вор…
— Локи.
— Ага, он. Он заложил ожерелье свартальвам или что-то вроде того, и нужно было до фига сделать, чтобы получить побрякушку обратно.
— Можно только гадать, как это можно быть настолько рассеянной и одновременно настолько точной, — сказала Леа.
Я ухмыльнулась.
Леа нахмурилась:
— Ты прекрасно знаешь эту историю. Ты… водила меня за нос. Полагаю, именно так говорится.
— У меня был хороший учитель в классе по охоте на Снарка[4], — парировала я. — Фрейя пошла, чтобы получить своё ожерелье назад, и свартальвы были готовы сделать это, но только если она согласится поцеловать каждого из них.
Леа откинула голову назад и рассмеялась.
— Дитя, — сказала она, и её в голосе я слышала злобный лязг клинков, — вспомни, что многие старые сказки были переведены и расшифрованы довольно чопорными учёными.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— То, что свартальвы наверняка не согласились бы отказаться от одной из самых величайших драгоценностей во Вселенной ради общественной поездки на «первую базу»[5].
Я моргнула пару раз и почувствовала, что мои щеки начинают краснеть:
— Ты имеешь в виду, что она должна была…
— Точно.
— Со всеми ними?
— Именно так.
— Ну и ну, — сказала я. — Мне, как и любой девушке, нравятся побрякушки, но это за пределом допустимого. Далеко за пределом. В смысле, отсюда нельзя даже увидеть линию предела.
— Возможно, — сказала Леа. — Я полагаю, это зависит от того, как сильно кому-то нужно вернуть что-то от свартальвов.
— Э-э… Ты говоришь, что мне нужно устроить групповушку, чтобы вытащить оттуда Томаса? Потому что… этого просто не будет.
Леа показала зубы в улыбке:
— Нравственность меня забавляет.
— Ты бы это сделала?
Леа с оскорблённым видом посмотрела на меня:
— Ради кого-то другого? Конечно, нет. Ты хоть понимаешь, какие обязательства это повлечет за собой?
— Ну… не то что бы…
— Не мне делать этот выбор. Ты должна спросить себя: является ли твое душевное спокойствие более ценным для тебя, чем жизнь вампира?
— Нет. Но должен быть другой путь.
С минуту Леа, казалось, рассматривала варианты:
— Чёрные альвы любят красоту. Они жаждут её так, как дракон жаждет золота. Ты молода, мила, и… Я полагаю, тут подходит определение «горяча». Честная сделка обмена твоих милостей на вампира почти наверняка будет успешной, если предположить, что он до сих пор жив.
— Мы назовём это «планом Б», — сказала я. — Или, может быть, «планом X». Или «планом XXX». Почему бы просто не вломиться и не похитить его?
— Дитя, — упрекнула меня Леанансидхе. — Свартальвы довольно хороши в Искусстве, и это одна из их крепостей. Я не смогла бы предпринять такую попытку и остаться в живых. — Леа склонила голову набок и окинула меня одним из тех чужеродных взглядов, от которых по моей коже начинали бегать мурашки. — Ты хочешь вернуть Томаса или нет?
— Я хочу рассмотреть варианты, — сказала я.
Фэйре-колдунья пожала плечами:
— Тогда я советую тебе сделать это как можно быстрее. Если он всё ещё жив, у Томаса Рейта в запасе считаные часы.
Я открыла дверь в квартиру Уолдо, закрыла и заперла ее за собой, затем сказала:
— Я нашла его.
Как только я повернулась к комнате, кто-то ударил меня по лицу.
Это не было лёгким шлепком типа: «Эй, проснись». Это было мощная оплеуха, от который было бы действительно больно, если бы удар был нанесён кулаком. Я ошеломлённо отшатнулась.
Подруга Уолдо, Энди, сложила руки на груди и на секунду уставилась на меня, прищурившись. Она была девушкой среднего роста, но она была оборотнем и была сложена как модель-кинозвезда, собирающаяся заняться профессиональным рестлингом.
— Привет, Молли, — сказала она.
— Привет, — ответила я. — И… ой.
Она подняла розовую пластиковую бритву:
— Давай поговорим о рамках?
Что-то уродливое где-то глубоко внутри меня обнажило свои когти и напряглось. Это было частью меня, той частью, которая хотела догнать Слухача и сделать с ним кое-что, связанное с железнодорожными костылями и канализационным сливом. У каждого человека есть что-то подобное где-то внутри. Чтобы пробудить это, нужны действительно ужасные вещи, но эта дикость живёт в каждом из нас. Это часть нас, которая вызывает бессмысленные злодеяния, та, что ответственна за ад войны.
Никто не хочет говорить об этом, или даже думать об этом, но я не могла позволить себе подобное добровольное неведение. Я не всегда была такой, но после года борьбы с фоморами и тёмным закулисьем сверхъестественной сцены Чикаго я стала кем-то другим. Эта часть меня была бодрствующей и активной и постоянно устраивала конфликты между моими эмоциями и моей же рациональностью.
Я приказала этой своей части сесть на задницу и заткнуться.
— Хорошо, — сказала я. — Но позже. Я немного
