Катя Герс
Третье убийство
Мандукар
Крепкий сон женщины не смог победить в борьбе с настойчивым стуком, и она проснулась. Казалось, что у ночного посетителя была возможность совершать лишь только одно вечно повторяющееся действие — сносить и без того хлипкую деревянную дверь с петель, иначе ответ на вопрос, почему этот наглец так и не отступил, никак не приходил на ум.
На гладком лбу появилась недовольная глубокая морщинка. Послышался ещё один стук. Желтоватые глаза слегка загорелись. Нечто страшное, темное и животное вновь начало просыпаться — она была готова одарить незнакомца самыми жестокими проклятиями. Каждый, кто имел с ней дело, знал, что тревожить её во время отдыха не стоит.
Пол скрипнул, за окном можно было заметить чей-то силуэт, вероятно, мужской. Видимо, незваный гость хотел проверить, проснулась ли хозяйка хижины, раз наконец — таки решил сдвинуться с одного места и начать ходить туда — сюда, бессмысленно пытаясь увидеть что — то сквозь занавески.
— Давай, колдунья, я знаю, что ты здесь. Давай, давай, — голос его был крайне нахальным, самоуверенным. Желание вырвать этот мерзкий язык и скормить его волкам возрастало с каждой секундой. Но своего оскорбления женщина не показала, лишь лукаво улыбнулась, когда открыла дверь.
«Колдунья» — слово столько мерзкое и противное, что внутри всё сжималось от подступающего приступа тошноты. Разве кто — то смел говорить про неё столь низкие вещи? Пусть называют так неумелых учеников магических школ или тех, кто так самонадеянно уверен, что в самом деле силен в своей магии. В этой женщине кроется нечто большее, чем обыкновенное колдовство.
Незнакомец был несказанно поражен — услышав от друга историю о лесной колдунье, исцелившей его сына, он представлял еле живую старуху, которая изучала столь мощное волшебство всю свою жизнь. Эта женщина была молода, так и пылала здоровьем, выглядела настолько ухоженно, будто жила во дворце, а не в глуши. У неё были идеальные чистые волосы, аккуратные ногти без малейшего намека на грязь, ровные белые зубы, приличная одежда, а главное — уверенный и весьма горделивый взгляд.
— Я… — лесоруб явно смутился, но постарался как можно скорее взять себя в руки. — Джей сказал, что ты можешь помочь.
— Вы, — поправила женщина. — Не знаю, что этот языкастый наговорил тебе, но уходи. Прочь.
— Не нужно делать из меня дурака! — мужчина внезапно схватил её за запястье. Ноздри его расширились, слюна брызнула изо рта. — Знаю я, чем ты тут промышляешь! Сила мне нужна.
— Она всем нужна. Прочь.
— Давай по — хорошему, ладно? Я тебе не мальчишка, чтобы так со мной разговаривать. Знай своё место! Сколько ты хочешь?
Лицо «колдуньи» осветила улыбка:
— Твоё тело.
Эти слова сбили с толку, и было совершенно не понятно, говорила ли женщина прямо или же имела в виду что-то более интересное.
— Тот человек из деревни отдал мне свою младшую дочь, чтобы спасти единственного сына, «своего наследника». Ты готов отдать мне своё тело?
Мужчина резко ступил назад, почувствовав резкий прилив ужаса. Он смотрел в пронзительные желтые глаза, и с каждой секундой убеждался, что колдунья не шутит. Казалось, что, стоит ей только захотеть, и пред ней появятся злые духи, которые будут преклонять колени перед столь могущественной госпожой, обещать всё что угодно, чтобы только получить её милость.
Некогда красивая женщина пугала так, что хотелось бежать без оглядки. Он, рослый и крепкий мужчина, был готов сорваться с места и броситься куда угодно, лишь бы не стоять рядом.
— Я дам тебе силу, но ты мне отдашь своё тело. Всё честно, разве нет? — повторила она. — Не смей заявляться ко мне, если считаешь, что я делаю что — то просто так.
Как только лесоруб вернулся домой, не смог и глаз сомкнуть. Ему вечно казалось, что на него кто-то смотрит, и даже маленькая мышка, проскочившая около его ног, показалась наглым наблюдателем. Он вспоминал случившееся, и продолжал гадать, были ли слова колдуньи правдивыми.
На утро он смог в этом убедиться — ни одна из пятерых дочерей Джека не знала, куда подевалась их сестра, зато сын, который был, по словам всех лекарей, обречен на смерть, вновь бегал по дому, как ни в чем не бывало.
— Не думаю, что она шутила, — рассказывал лесоруб своим трем братьям. — Не стоит рисковать.
Они лишь посмеялись. Верили в то, что колдунья сможет дать им силу, о которой они мечтали, но почему-то отказывались осознавать всю серьезность и опасность.
— Ладно, сам ты никогда не мог ни с чем справиться. Показывай, где обитает эта…колдунья.
Женщина знала, кто стоял около её дома, знала, кто именно держит в руках факелы и грозится поджечь хижину, но ни в её глазах, ни в движениях не было ни капли страха.
«Глупцы» — подумала она.
Лесорубы встретились с немалым спокойствием и странной усмешкой во взгляде. Точно уверенная в своей победе, она не ощущала совершенно никакой опасности, владела ситуацией целиком и полностью. Без опаски вышла к четверым агрессивно настроенным мужчинам, как будто не догадывалась, что эти нелюди могли сделать.
— Получить четыре тела за раз… Думаю, я найду вам применение.
Им не нравилась подобная дерзость. Желая обрести безграничную силу, они будто уже стали её обладателями, совершенно обезумели, когда столкнулись с противостоянием. Никто из них не собирался отдавать ничего взамен: ни тело, ни что — либо ещё. Лесорубы хотели проучить эту «нахальную» женщину, заставить дать нужное, но уже на их условиях.
— Пощадим, если сделаешь, что велено! Глупая сучка!
Женщина не шевелилась, однако было видно, что делает она это не из — за страха; она дразнила их, наблюдала за реакцией, насмехалась. И это злило. «Колдунья» выглядело так, будто перед ней стояли маленькие дети, угрозы которых не стоили и гроша. Ей не нужно было открыто смеяться или же хотя бы улыбаться, чтобы показать, что поведение братьев вызывает в ней далеко не испуг.
Двое лесорубов, боясь возможного применения магии, схватили женщину за руки с двух сторон, стараясь лишить её возможности двигаться. До последнего были уверены, что испуг заполонит её сознание и заставит сделать всё, что требовалось, однако единственными, кто сейчас действительно волновался, были сами братья.
— Сожжем тебя, если не поможешь!
Горящий факел стал маячить перед фарфоровым лицом и, казалось, что густые черные волосы были несколько раз поцелованы пламенем, однако остались совершенно невредимыми.
— Давайте, продолжайте. Мне
