А потому он прокручивал частенько один и тот же эпизод из его жизни.
Отрывок воспоминанья Юры :
«Помнится мне, Наденька, будто только недавно мы совсем ребятки — лет так двенадцать. И сидели мы в том же саду подле текстильного завода, помнишь? Там еще тропинка была совсем не вытоптана, будто туда никто прежде и не заглядывал. А сад такой красивый: зелени настолько, что аж глаза болели, марши чистотела и ромашек, а бабочек сколько… Ты наверняка не заметила, как много их там было. Я, главное, приметил гусеницу, сидящую на яблоке, да такую пушистую, будто сейчас ветер поднимет её, и она станет первой гусеницей-лётчиком, не прошедшей испытательный срок куколкой. А главное какие у тебя тогда были бантики на волосах! Большие и синие, словно ты одолжила несколько лент у небесной лазури. Мы ещё тогда, главное, нашли самое красивое дерево, и ты предложила нацарапать свои инициалы. Получилось что-то вроде аббревиатуры «ЮН». «А кто юн?» — спрашиваю я. А ты в ответ: «Каждый, кто не в зеркало вначале дня заглядывает, а в свою душу.» — что-то вроде этого.
Мы поклялись каждое лето приходить туда, но в пятый раз, насколько я понимаю, нам уже не удастся туда вернуться. Благо воспоминания живы. Благо хоть они…»
Он ещё некоторое время простоял, понурив голову, а позже затушил папиросу и зашёл в здание школы, ведь совсем скоро должен был состояться выпускной.
Сколько было музыки, смеха, белых бантиков в хвостиков и косичках, нежно-розовых платьиц и одолженных у подружек туфелек. Сколько было нудной и напутствующей болтовни учителей, вызывавших иногда зевки. Но все же вот было оно — новая жизнь. Казалось бы, экзамены ведь все сданы, да ещё и успешно! Ну, правда, кроме Лёньки, но он-то и не питал особых надежд на образование. Самое главное, что вот оно — свобода от школы и вечных уроков! Инженеры, врачи, архитекторы, хорошие матери и примерные отцы — что же ждёт каждого? Если человека и пугает неизвестность, то эта была не такой: она была несильно ноющей, но манящей раскрыть эту большую, но такую маленькую тайну.
Эта тайна была Жизнью.
А завтра была Она…
Какой же шумной была её тишина, каким спокойным было то ненастное летнее утро. Небо разразилось салютами, вальсирующими со взрывами ракет. Но на земле разразился он — строгий голос Левитана, оповещавший о Ней. Несмотря на догадки многих, те, кто стояли выше, до последнего не хотели верить в угрозу. Но вот Она теперь здесь. И для разрушения этой завесы потребуется не один бой и не одна жизнь, а тысяча четыреста восемнадцать тернистых дней и более двадцати шести миллионов жизней. Такова цена расплаты. Такова цикличность истории и людское неумение учиться на ошибках. Такова цена жизни.
Надя и Юра узнали об Её приходе от своих родителей, разбудивших недавних выпускников. Только вчера виднелась вдалеке новая жизнь, а сегодня пришла Она и откинула эту жизнь на многие километры назад. Как гнусно и бесчувственно. Теперь жизнь и вправду никогда не будет прежней: она теперь не будет так цепко держаться за руки своего владельца, а отступать, обессиленно разжимая по каждому пальцу. Нить жизни будет держаться, словно брошенный в пустыне, на одной вере. Сколько веры, залегшей на дне юных сердец, вспыхнуло в тот момент. Но сначала был страх. Именно та неизвестность, от которой стынет кровь, от которой невозможно убежать.
— Что же это делается, доченька? — тихо прошептала мать Нади, опустившись на стул с таким опустошенным взглядом, с которым Надя никогда её и не видела прежде.
— Да не переживай ты так — это временно, вот увидишь! — сказала девушка, сама до конца не веря в сказанное.
А за окном было тихо. Некогда шумный город погрузился в тревожную тишину. Она была равносильна пытке в то время: когда шумно, ты знаешь, что происходит, знаешь рёв ракет или зениток. А когда тишина — это неизвестность, такая мучительная неизвестность. Ведь никогда наперёд не знаешь, когда Она придет снова, когда будет настолько близко, что Её дыхание будет тяжело тянуться у твоего затылка.
Ко всему можно привыкнуть. И даже к Её условиям. Но когда Она только пришла, то многие были словно сбиты с ног: а что дальше? — вертелось на умах многих. Но только не на её — Нины, Нинки Петровой. Узнав в войне, она вместе со своим братом одной из первых просилась на фронт. По поддельным датам рождения, сделанным в удостоверении, ей все же удалось добиться своего. И хотя надобности в женском составе на войне пока не было, её всё же отправили в места боевых действий, но работать на заводе, что ей не было по душе. Работая по двенадцать часов в сутки без продыху, она все равно горела желанием попасть туда, где горело пепелище боевых полей. И, спустя некоторое время, ей удалось ненароком пробраться в качестве добровольческой армии, где судьба уже ей была предписана… При первом же своем бое, не страшась оружий и падающих тел, Нинка увидела реалии того мира, того самого мира, о существовании которого не подозревала ранее: жестокого, не обременённого законом, где человек мог делать, что душа желает. Но по року судьбы он возжелал именно крови и власти, а не жизни и мира. Иногда разум не соразмерен душе и её напору, а потому и сковал шок и бред Нину. Сидя в полных грязи и орудий окопах, ей вдруг вспомнилось детство: недавнее, но уже такое далёкое. Как она бежит по бескрайнему полю, пока дедушка кормит лошадь. Поле казалось таким чистым и бесконечным, что она не смогла вообразить, что оно станет самым грязным и кровавым местом на земле. Почему звук шелеста золотых колосьев сменился заревом пуль и взрывов?
Выбежав из окопа, она, схватив столько гранат, сколько могла, задумала было кидать их в сторону врага. И вот она стоит одна на истоптанном поле, наконец получив возможность разглядеть, что творится на той стороне: множество голов в касках, похожих на подберёзовики, умело спрятавшихся в осенней листве, грязь и кровь. Нина впервые ощутила себя будто отдельной от тела. Она взглянула в сторону своих товарищей с пустым, с кое-где проглядывающим в глазах юным огоньком. И прощалась.
Она прощалась…
Но не успела поднять хотя бы одну гранату, как вдруг застыла. Её пронзило пулей. Ещё одной. И ещё ещё ещё ещё ещё ещё ещё ещё ещё ещё ещё ещё.
Слишком много.
Она застыла в движении, вскинув руки.
