Виннемуку, все равно заедет заправиться, на случай, если датчик сломался. Наверняка ему не понадобится бензин, чтобы доехать до Элко, но он все равно остановится. Он опять постучал по датчику. Он уже проехал Виннемуку? Казалось, что должен был, но он бы его заметил, разве не так?
Бернт смотрел, как отец проверяет стрелку на штанинах. Смотрел, как он останавливается на крыльце и сперва поднимает к ограждению одну ногу, потом вторую, быстро обмахивая их висящей там желто-оранжевой тряпицей, прежде чем сойти и направиться по тропинке к дороге.
Бернт пошел за ним.
— Все это мое, — говорил отец, обводя окрестности рукой. — Все, все это принадлежит мне.
Но, конечно, Бернт и так об этом знал. Отец нес эту хрень с самого детства Бернта. Это не новости. Когда отец обернулся, чтобы посмотреть на реакцию сына, и увидел его выражение, то скривил губы, усмехнувшись:
— Ты-то что об этом знаешь, умник хренов?
— Что? — удивленно спросил Бернт. — Я знаю, что земля принадлежит тебе. И так знал.
— Земля, — сказал отец и сплюнул. — Черт, да это ерунда. Мне принадлежит все, что сюда попадает: растение, зверь или человек, включая тебя. Если ты уйдешь, то только потому что я разрешил. А если я разрешу, то ты сюда не вернешься, если только я не скажу иначе.
Бернт даже не успел понять, как рука отца метнулась и зажала его запястье в крепкой, давящей хватке. Бернт попытался вырваться, но отец был сплошь жилы. Он кивнул один раз, губы его сжались в прямую тонкую линию, и отец сорвался по тропинке к штормовому убежищу, волоча Бернта за собой.
Нет, он уже точно должен был доехать до города. Что-то случилось. Солнце все еще стояло высоко в небе. Не должно оно там быть. Бессмыслица какая-то. И еще либо сломался датчик, либо у него почему-то не кончался бензин. Бернт снова попытался позвонить девушке, и в этот раз, хотя на телефоне не было ни одной полоски, звонок прошел. Он услышал два гудка, а потом она взяла трубку. Сказала: «Алло», — голосом до странного низким, почти неузнаваемым — наверное, из-за болезни, говорил он себе позже. Он сказал: «Дорогая, это я», — а потом связь оборвалась. Позвонив опять, пробиться он уже не смог.
Отец перевел сына через двор и тащил за руку так, что Бернт едва удерживал равновесие. Когда он споткнулся и чуть не упал, отец просто продолжил волочить его вперед, так что пришлось с трудом вскарабкаться на ноги. Казалось, отцу все равно, останется сын на ногах или нет.
Они обошли сарай, отправились туда, где было штормовое убежище — простая деревянная дверь прямо в земле и закрытая на навесной замок. Бернт всегда знал, что оно там есть, но внутри никогда не был. Отец отпустил руку и сунул ему ключ.
— Давай, — сказал он. — Давай загляни.
II
Когда Бернт уже начал паниковать, показался город. Названия он не заметил — наверное, табличку срубили вандалы, как и милевые знаки. Просто переехал горку, завернул — и вдруг увидел знак съезда и россыпь зданий внизу, с блестящими на солнце окнами. Пришлось притормозить и срочно свернуть с дороги, но даже так он задел шумовую полосу и едва не снес дорожные конусы перед бетонным отбойником. Но к этому времени уже был на скате и направлялся вниз, под мост и в город.
Остановился у первой же заправки. Припарковался у насосов, заглушил мотор и выбрался, только тогда заметив, что магазин заброшенный и пустой, насосы забрызганы грязью, а резиновые шланги старые и растрескавшиеся. Бернт сел обратно в машину и снова завелся, потом проехал по городу в поисках другой заправки. Но ее нигде не было.
Что он увидел в штормовом убежище? Он до сих пор не был уверен. Бернт отпер дверь и спустился по лестнице, пока отец стоял наверху, скрестив руки. Внутри пахло пылью и чем-то еще — чем-то, от чего во рту чувствовался металлический привкус, стоило только вдохнуть. От чего заболело горло.
Бернт сошел по шатким деревянным ступенькам на утрамбованный земляной пол. Можно было стоять во весь рост, но места хватало впритык. Даже с открытой дверью глаза привыкли не сразу, а когда привыкли, не увидели ничего особенного. Заляпанный местами пол, где-то темнее, чем в других местах, — если только это не природные свойства самой почвы. Но не похоже. В дальнем конце было несколько стоек, на которых что-то висело. Он замешкался и услышал, как отец сверху сказал: «Давай», — холодно и твердо. Нащупал дорогу вперед, но из-за того, что загораживал телом свет, только через фут-другой понял, что видит перед собой полосы сушеного мяса. Сотни, тонко нарезанные и иногда заплетенные, и ничто не говорило, какому животному принадлежало мясо. Хотя оно явно было большое, в этом Бернт не сомневался.
Во рту пересохло, и он поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от стоек, глаза перебегали с одной полоски на другую и обратно. Он чуть не крикнул отцу, чтобы спросить, откуда они, но что-то его остановило. В мыслях увидел, как отец вместо ответа просто захлопнет дверь и оставит его в темноте. Ощущение было таким осязаемым, что на миг Бернт даже засомневался, не остался ли уже сейчас в темноте, не воображает ли то, что перед собой видит.
Он заставил себя очень медленно повернуться, словно ничего такого не произошло, и подняться по лестнице. Отец смотрел, как он выходит, но не двинулся с места, чтобы помочь, пока Бернт вылезал из убежища, только спросил:
— Видел?
Бернт помялся мгновение, не зная, что именно должен был увидеть: полоски мяса или что-нибудь еще, что-нибудь за подставками, еще глубже. Но почти сразу решил, что безопаснее просто согласиться.
— Видел, — сказал он.
Отец кивнул:
— Хорошо. Тогда ты понимаешь, почему должен остаться.
Бернт неопределенно махнул рукой, отец принял это за согласие. Хлопнул по плечу и ушел.
Бернт не мог сказать, почему отец решил, будто сын понял то, что увидел, то, как на него должно было повлиять убежище. Конечно, теперь Бернт никогда не узнает, а в конечном итоге — лучше и не знать. Он последовал за отцом домой и ушел в свою комнату. Оставалось просто дождаться темноты, а потом упаковать вещи, вылезти в окно и уйти навсегда. С тех пор он не возвращался.
Через какое-то время Бернт бросил искать заправочную станцию. На датчике по-прежнему было от четверти до половины; наверное, хватит до Элко.
Он остановился
