изменником, захочет сделаться предателем; ежели наш поступок представит он правительству?
Ричард
Да, с этой стороны страх ваш справедлив. Но...
Молчание.
Коррадо! понимаете ли меня, понимаете ли, что могут сделать деньги? Стоит только дать солдатам по нескольку пезодотов[15].
Дон-Коррадо
А мое спокойствие? О! я бы не пожалел тысячи пистолей[16], если бы кто заглушил этот проклятый гром, если бы вырвал из головы моей этот сон — сон, главную причину моего беспокойства!
— Человек такой просвещенный, как вы, — говорит Ричард, — и этот человек имеет предрассудки? Сон, ничего не значащий, происшедший, может быть, от желудка или от разгоряченного воображения[17], и этот сон вскружил ему голову? Послушайте, Коррадо, вы прежде, нежели легли спать, думали о прошедшем; во время сна душа наша бодрствует и представляет в несвязных картинах прошедшие сцены. Вы видели во сне прошедшее, увеличенное разгоряченным воображением, и это так на вас подействовало.
— Хорошо! Хорошо, друг мой, если б это была правда; я буду спокоен — только не говори мне больше о сне. Теперь поди, раздай солдатам по нескольку пезо-дотов и уговори их. Понимаешь? Еще. Немедля надобно рапортовать правительству о потере солдат и требовать нового войска; надобно сыскать расторопного человека, которого бы послать с рапортом; надобно дать побольше ему денег и наистрожайше приказать, чтобы он не проговорился, чтобы не подал мины. Разумеешь меня, Ричард?
— Положитесь в этом на меня, — сказал Ричард и вышел.
— Положиться на него! — сказал с угрюмым, задумчивым видом Дон-Коррадо. — Ах! если б он избавил меня от этого угрызающего мучения, от этих беспокойств, которые гнетут меня! О! я бы дорого ему заплатил!
Так гром совести поражал злодея; он чувствовал его и трепетал. Великий страх и подозрение родились в душе его; он боялся, чтобы кто не обнаружил его дел; даже боялся самого Ричарда.
Глава 5
Среди своего страха, среди своих подозрений Коррадо получает письмо от Вооза, своего управителя, при коем было письмо от Олимпии, его супруги. Дрожащими руками распечатал он письмо, и его подозрение увеличилось. Вооз писал к нему о каком-то неизвестном молодом человеке, принятом в дом их, — Олимпия ни слова о нем не упоминала, боясь возродить в сердце его подозрение, но, невинная, воспламенила оное. Управитель напоминал ему о подземелье и писал, что птичка, содержащаяся в оном, еще жива; писал, что как ни старается о сокрытии его тайны, но боится, чтобы она не обнаружилась: ибо некоторые поговаривают о подземелье.
Странник, сыскавший от непогоды убежище под густыми ветвями дерева, не так трепещет, видя, как оно раздробляется громом. Этот странник не так трепещет, как затрепетал Коррадо. В сильном страхе застал его Ричард.
— Посмотри — прочти это письмо, — сказал Коррадо, — и посоветуй, помоги мне! — Ричард читает письмо и старается скрыть сильное волнение крови и против воли обнаруживающийся страх. — Ты дрожишь, Ричард, — сказал Дон-Коррадо, — ты бледнеешь; говори!
Ричард
Не я ли говорил вам, что если вы хотите спокойствия, то чтоб подземельная птичка была выпущена — либо...
Дон-Коррадо
Была выпущена? И чтобы летала по свету и разглашала дела мои? Была выпущена?
Ричард
Теперь нет другого средства, как только в скором времени возвратиться вам в замок, и — Коррадо, скорее, скорее к походу — усмиря бунтовщиков!
Дон-Коррадо
Я сейчас еду в замок. Поди, Ричард! вели солдатам быть готовым; между тем прикажи прийти сюда двум барабанщикам.
Ричард
Надобно дождаться нового войска.
Дон-Коррадо
Хорошо, хорошо! Пришли мне барабанщиков.
Ричард уходит.
Дон-Коррадо долго стоит на одном месте в мрачном безмолвии.
«Что, — думает он, — если земля разверзнется и выпустит пленника?
Тогда... Тогда... Но нет! Замки крепки, проходы все завалены камнями — нет! скорее дьявол отворит врата рая».
Три барабанщика приходят и по приказанию его бьют тревогу.
— Что вы делаете? — вдруг закричал Коррадо.
— Вы приказывали.
— Лжешь! Играй тихий марш. — Барабанщики начали играть. — Нет! Подите прочь! — Барабанщики ушли, и он бросился в постелю[18]. — Нет! — говорит Коррадо, — никак не могу рассеять этих мрачных мыслей; какая-то гора гнетет меня — какие-то мечты тревожат мое спокойствие! Никогда я не чувствовал, чтобы так трепетало мое сердце[19], чтобы кровь моя так сильно волновалась, чтобы внутренность моя так горела! О, если б это было от желудка! Ричард! если б это было от воображения! Постой, не обманываюсь ли я? (Прикладывает руку к сердцу) Ах! как оно бьется, какое содрогание в жилах моих! О, если б это было от воображения! Эй! кто там?
Солдат приходит.
Дон-Коррадо
Подойди ближе — приложи сюда руку. Что ты чувствуешь?
Солдат
Ах, сударь! сердце ваше очень бьется.
Дон-Коррадо
Точно ли?
Солдат
Неужели вы не чувствуете? Вы, верно, нездоровы?
— Нет, ничего! Поди. Не говори этого никому, слышишь ли, никому? Так, поеду в замок к жене моей; может быть, в ее объятиях освобожусь от этих ужасов. Потом — нет! — потом велю обрушить всё подземелье и избавлюсь совершенно от того, что меня беспокоит. Да! молодой какой-то еще человек... Олимпия молода, добросердечна, проста — волку не трудно поймать невинную овечку. Сейчас, сейчас в замок! Позовите Ричарда.
Вдруг прибегает Ричард.
— Коррадо, — говорит он, — к новым подвигам, к новой славе! Сейчас пришло новое войско. Во всяком солдате виден дух бодрости и мужества; так — прекрасный путь к новым подвигам, к новой славе.
Дон-Коррадо
Гнаться за славою, за водяным пузырем, а оставить дела гораздо важнейшие, дела, призывающие меня в замок? Нет! Ричард, оставляю тебя на этот путь, пользуйся им; а я сейчас еду в замок!
Ричард
Как? Вы хотите... Вы хотите препоручить мне предводительство? Что может тело без души, что может Ричард без Коррадо? Дон-Коррадо, неужели меч твой притупился? Неужели ты лишился благородного рвения к благородным подвигам? Тот, который родился с мужеством, который с малых лет привык управлять оружием и который делал толикие подвиги, принес отечеству такую пользу, — тот, который отсек ветви ядовитого дерева, и этот человек не хочет исторгнуть его с корнем, не хочет истребить гнусных бунтовщиков? Ввечеру они будут погружены во сне. Шагнуть — и они истреблены — и ваши подвиги окончены со славою!
Дон-Коррадо
Много лести.
Ричард
Лести? Да окаменеет язык мой, если я льщу! Сказать истину — ревную
