принадлежащий жизни! Мир, из которого не получится вырваться. Не получится вернуться. Границу обратно не пересечь.
Люди по другую сторону незримой черты насмешливо улыбались. Взмыленные после долгой скачки кони, несмотря на усталость, нервно вздрагивали и порывались сорваться на бег. Всадники с силой натягивали поводья, заставляя их оставаться на месте. Животные всегда острее воспринимают Границу. А вот его собственный конь не успел остановиться, слишком долгой и изматывающей была погоня в незнакомом лесу.
Ярси вдруг понял, что почти перестал слышать преследователей. Голоса долетали как будто через огромное расстояние, и иногда это были лишь обрывки фраз, почти бессвязные. Воздух всё больше становился пустым, звуки замирали, оставаясь в мире людей, словно боясь выходить за пределы. Зато он хорошо видел их насмешливые лица, их горящие в предвкушении невиданного зрелища глаза.
Да, пересечь обратно грань, разделяющую два мира — живой и мёртвый, невозможно. Реета не отпускает своих жертв, также как она не выпускает на волю своих обитателей. Здесь нет живых, нет пищи, и любой случайный гость становится столь редкой и долгожданной добычей. Из той же детской сказки он знал, что голод — это их проклятье, их наказание в вечности…
А сейчас их добыча — ты, тебя разорвут на куски и съедят, и это страшнее чем умереть от меткого выстрела лучника…. Бесполезно спрашивать — почему это происходит именно с тобой? Бесполезно пытаться что-то исправить, это не сон, реальность страшнее.
Его взгляд заметался по лицам охотников — охотников на особую дичь, они последние люди, которых он видит в своей жизни. Говорить он ничего не собирался. Да и что можно сказать собственным не свершившимся палачам? Спросить за что, почему? Ему не ответят. Кодекс наёмников запрещает отвечать на вопросы жертвы. Это вызовет лишь новый смех. А за спиной всё больше ощущалась пустота — холодная, пугающе-безжизненная, неотвратимая и до невозможности осязаемая…
Губы тронула горькая усмешка, странно погибнуть и не знать причины, по которой на тебя объявили охоту. Он был младшим в семье и никогда не претендовал на титул. Двух его старших братьев отец обучал искусству войны, они были воинами, его наследниками, а он оставался любимчиком мамы, её сыночком, которого она не хотела отпускать от себя.
Да, он тоже получил прекрасное образование, но его дни проходили не в тренировках с мечом, а за чтением книг и слушанием рассказов старого Гитона, его учителя. Разница в возрасте со старшими братьями составляла почти десять лет, и отец никогда не обращал на него внимания. Он так и остался для него слишком маленьким, мальчишкой, беспомощным ребёнком.
Странный выбор у смерти, не всем так везёт как ему. Ярси медленно вытащил из ножен меч. Пальцы крепко сжались на рукояти и даже сквозь перчатку ощутили её слегка покалывающий холод, словно в руку влилась энергия оружия. Тело выполняло привычные действия, а в голове билась какая-то отстранённая мысль — его время уже остановилось, замерло на те последние мгновения, что ещё слышны в груди удары сердца, слишком громко отстукивающего панически-быстрый ритм.
Лучи заходящего солнца, с трудом пробивающиеся сквозь спутанные ветви деревьев, ярко заиграли на льдистых гранях клинка. Прощальный подарок Виолы. Меч мага, не воина, украшенный замысловатой вязью рун, серебряный меч. Она так и не смирилась с мыслью, что он избрал иной путь, и не стал её учеником, и до конца качала головой, даже когда он начал побеждать лучших воинов племени. Твоя сила в другом…
— А щенок-то с зубами, — кто-то из преследователей присвистнул.
Парень отсалютовал им мечом, и рванул поводья коня, поворачивая его вглубь леса. Развлечение отменяется, ему не нужны зрители.
Вороной недовольно всхрапнул и ринулся в чащу.
Глава 1.2
Пусть за пять лет многое изменилось, он не собирался возвращаться домой, там его никто не ждёт. Он просто хотел навестить могилу мамы, попрощаться, а потом навсегда уехать в Вистольцу. Впрочем, он слишком хорошо осознавал, что воспоминания и упрямство не позволят ему спокойно прожить следующие пять лет до открытия портала, даже не попытавшись разобраться в произошедшей в их семье трагедии.
Он заставил себя измениться, переступил через собственные желания. Вот только тоска по счастливым дням детства, когда ещё была жива мама, так и продолжала сжигать сердце, выворачивала сознание, не давала покоя. Он не смог убить в себе любви к родному дому, к родным, которых больше нет.
А теперь исчезла даже эта возможность узнать правду. Возвращение сыграло с ним злую шутку.
Ярси почти безразлично скользил взглядом по сторонам. Вокруг него был мир, который раньше являлся лишь сказкой. Мир существующий далеко за пределами его собственной реальности — в снах, в рассказах, в легендах, где угодно, но не так близко, не рядом. Мысли путались, сознание не хотело принимать правду. Это финал? Черта, за которой ожидает смерть?
Чёрные стволы деревьев как змеи переплетались друг с другом. Острые сучья, будто специально пронзали плотные мясистые листья, и на землю без перерыва срывались и падали красноватые капли сока. Кровь Рееты, с которой вскоре смешается твоя собственная кровь. Но страха не было. Хотя ужас почти осязаемыми волнами прикасался к коже, ледяным ветерком шевелил волосы, но это был внешний ужас, тот ужас, которым дышал лес.
Конь уже давно шёл шагом, отпущенные поводья болтались на его шее, топот копыт гулко разносился по лесу. Ярси знал, что он здесь не один, он чувствовал их взгляды. До слуха доносилось поскуливание, тихие вздохи, его провожали, но не трогали. Чего они ждут?
Рунный меч слабо светился в сгущающихся сумерках, почти бесполезная игрушка. Он так и не научился пользоваться истинной силой этого меча. Но меч был серебряным, а это значит, что хотя бы нескольких тварей он успеет убить.
Ярси нащупал свободной рукой медальон у себя на шее. Единственная вещь, которую он позволил взять себе из дома, в том медальоне было изображение всей его семьи, даже отца. Медальон являлся реликвией их семьи, передающийся по наследству. А изображение добавил Гитон, как будто знал… а может быть и знал.
Ему очень хотелось открыть медальон, увидеть их лица, но здесь было слишком темно, и он лишь сжал его крепче в руке. Горькая тоска сжигала сердце, слишком глупо так умирать. Он никогда не думал о смерти как о чём-то нереальном, смерть всегда была рядом. Она жила на острие его меча, дышала ему в лицо ледяным ветром, когда он скрещивал клинок с более сильными и многочисленными противниками. Его гибель должна была быть
