рюмки с водкой, виски, какими-то термоядерными смесями и поочередно стала вливать их в рот начальству.
– Малыш, это ты? – обрадовался Дмитрий Валерьевич виду своей любовницы.
– Вставай, Дима! Пойдём домой, – приговаривала-уговаривала Ольга, поднимая шефа за руки и призывая ретироваться из этого Ада.
– Щас хряпну напоследок, а то прям мочи нет в горле ком, – угрюмо соглашался шеф, вставая и допивая последние остатки из бутылок, рюмок, стаканов, что находил под руками-ногами.
Затем пнув кого-то, как ему показалось вражеского вида, побрёл по коридору к лифту за руку с Ольгой.
– Было три часа ночи, – прошептала Ольга, и панический страх овладел ею вновь. – Он лёг в кровать и сделался каким-то… нежным, добрым, ласковым и очень медлительным. Потом закашлялся… Я пыталась стучать ему по спине, но кашель не проходил. Он попросил воды. Но в номере её не оказалось. Я спустилась в холл, купила воды в автомате, а когда поднялась, он хрипел… Весь покрылся тёмными пятнами и задыхался. Я побежала за помощью, но было поздно, у приёмной стойки никого не было. Побитые охранники ушли домой. Сотрудники «Ромашки» были не в состоянии…
– Сколько вы отсутствовали? – спросил майор и уставился в Ольгу взглядом всевидящего орла.
– Не знаю… 30 минут, может, 40. Я позвонила в скорую и дожидалась её у входа, чтоб они быстрее нашли… его. Нашли и помогли, – уточнила она.
– Всё верно. После вас ещё тёплый труп Ганина обнаружил его водитель. Однако прибывший патруль скорой помощи подтверждает ваши слова, что фельдшеры явились вместе с вами к жертве уже после кончины на первый взгляд естественного свойства.
Майор отпустил Ольгу Плешакову, финансиста и фаворитку жертвы, но попросил далеко не уезжать, ведь предстояло встречаться ещё несколько раз после проведенного вскрытия и последующей экспертизы. Роли жертвы, свидетельницы и подозреваемой порой быстро меняются местами.
Ольга грустно кивнула, а дойдя до своего номера взвыла.
– Ну зачем, зачем я его убила? – неслышно для других и душераздирающе для себя кричала она, вспоминая, как багровый лицом Дмитрий Валерьевич, чьи лёгкие разрывались от кашля, а сердце исполняло быстрый танец тарантеллу, молил красными от рвущихся капилляров глазами спасти его. Помочь ему. И Ольга помогла.
В тот самый момент её мысль скользнула в будущее, представив жизнь рядом с этим толстым старым гедонистом, который при самом удобном случае променяет её на любую юбку. А ещё может, гад, и не успеть исполнить Ольгины гедонистические мечты, отбросив кони при том образе жизни, что ведёт. Если не сейчас, так через неделю откажут сердце, печень… мозги. Либо шеф убьётся, лазая по крышам, чтоб достать звезду с неба или придумает какую-то другую смертельно опасную шалость.
Кстати, с любовью тоже мог бы выйти промах. Судя по косвенным признакам, Ольга еще раз всмотрелась в фиолетовое одутловатое лицо, в бившееся в агонии упитанное тело, в редеющие на макушке от стресса волосы – гедонизм мог бы быть неполноценным явлением рядом с этим существом. А зачем ей, здоровой красивой девушке, этот постгедонистический Бахус с сухим виноградным хвостиком у основания? Ни один шопинг, ни тачка, спа, шубы, золото не заменят… любви – то есть главной цели и средства гедонизма.
– Эх, Юра, Юра! – вдруг вспомнила Ольга бывшего парня и поджала губы. У Юры имелись все достоинства гедонизма, не хватало только финансирования.
Финансистка посмотрела на сумку.
– 10 000 000 не Бог весть сколько. Хватит лишь на внешний тюнинг своего образа, пару поездок заграницу и на первый взнос по ипотеке. Но если отложить миллионов пять и вложиться в биржу, – Ольга вспомнила три года, отданные дорогущим финансовым курсам, которые окончила также с отличием, – миллионером, конечно, не станешь, – с иронией сказала она шефу, который на миг остолбенел, – но можно не работать до самой пенсии. – Девушка метнула взгляд на подушку, туда же глянул Дмитрий Валерьевич. – Прости, Дима, но… ты бы поступил на моём месте так же, – и она накинулась на обессиленного директора, молясь, чтоб тот не сильно мучился перед смертью.
Жизнь покинула тело владельца «Ромашка-Альянс-Интернешнл» к большому облегчению и одновременно горю его сотрудницы быстро. Ольга подхватила сумку с миллионами и стремглав вылетела из номера не в силах смотреть на то, что натворила. В душе надеялась, что признаки удушения сойдут за инфаркт, который, так или иначе, прибил бы несостоявшегося любовника.
Но голова уже работала в другом направлении. Первым делом нужно было спрятать деньги. И Ольга даже знала где. Потом камеры покажут её хаотичные движения по пансионату в поисках помощи, но уже без сумки, которая дождется её на этом этаже в захламлённом отсеке, куда складывали ненужные столы и стулья, закрывая старой ширмой с ещё советскими мотивами. Судя по количеству пыли, последний раз сюда ступала нога человека однажды летом неизвестного года.
Она прибежит в номер с фельдшерами скорой помощи, побудет с бригадой и попытается им помочь, поохает-поахает, когда ей скажут, что всё кончено и нужно вызывать полицию и другие службы. Она грустно побредёт к себе в номер и будет ждать там пока за ней не придут.
Все разговоры закончатся к обеду. Коллектив, потерявший патрона и в его лице смысл жизни, а также работу, принесёт ей, как вдове, самые искренние соболезнования. Этот день станет поворотным. И главное, сыграть его по нотам, не спеша, как учили в школе, партия за партией.
– Талант есть чувствовать ритм и играть этот ритм правдиво, – говорила учительница музыки, отмечая дарование Олечки Плешаковой, победительницы регионального конкурса. – Дыши– Оля, дыши, когда играешь. Тогда тебе поверят слушатели.
Ольга лежала на кровати и чувствовала, как горло сдавливают рыдания, дышать больше не было сил. Становилось невыносимо думать, что Димы больше нет. Злодейка-судьба захотела убить его именно в день, когда у них был шанс на счастье. В день, когда она почувствовала, как сбываются мечты.
– Малыш, – позвал голос убитого сквозь тьму, которая вот-вот готова была зарыдать от горя. – Оля! Олечка! Плешакова! Проснись, чёрт побери! – закричал Дмитрий Валерьевич и женщина резко открыла глаза, слишком уж реальным предстал голос шефа.
– А! Боже мой! – всё-таки заорала Ольга, рванула назад и с грохотом свалилась с кровати, увидев живого Ганина, только с синяком в пол-лица, с распухшей окровавленной губой и с огромной бинтовой повязкой на полголовы, будто его переехал КамАЗ. – Это не я! – застонала она, пытаясь отделить бред от реальности.
– Малыш, если б не ты, я б сейчас не жил и не радовался, – Дмитрий Валерьевич поджал губу, которая ненормально свешивалась на подбородок, а потом этой же губой принялся
