не только выброшенный за ограды заводов пролетариат, но и невостребованные профессора всевозможных наук, бывшие работники конструкторских бюро и прочий балласт нового государства, в котором человеку отводилась лишь вспомогательная роль. Лозунг «один за всех, а все за одного» не работал. Каждый за себя, а все ни за кого – стало новой моделью нового очередного безбожного общества.
Контракты, которые мы подписали, были явно липовыми, оклады жалованья минимальные, контора пароходства, называвшаяся «Обществом с ограниченной ответственностью «Рекорд», напоминала контору по заготовке рогов и копыт, и в ней находилось всего двое служащих: сам начпароходства и его сын-заместитель, занимающийся поиском грузов для своего же парохода. Они даже зиц-председателя не завели. Но это было хотя бы что-то на фоне всеобщего развала и неразберихи. Мы приняли «Тор» у немецкого экипажа, где капитан являлся одновременно и хозяином парохода. Ещё вполне приличное состояние судна позволяло его эксплуатацию с минимальными издержками. Я поселился в отдельную малогабаритную каюту со сдвоенным прямоугольным иллюминатором, выходившим на лобовую надстройку, что позволяло наблюдать не только всю грузовую палубу, но и перспективу нашего движения.
Итак, после всех мытарств мы тронулись в путь на Европу. Удивляли лишь несколько обстоятельств: впервые в жизни мы выходили в загран-плавание без виз, под чужим флагом и без помполита (он же первый помощник). Они, эти верные помощники и партийные соглядатаи – обязательное приложение к любому «дальнобойному» судну, – в одночасье все куда-то исчезли. А число их было – легион.
На кормовом флагштоке у нас развевался флаг Антигуа и Барбуды. Этот, так называемый удобный (или дешёвый) флаг давал возможность хозяину эксплуатировать судно с минимальными издержками. То есть всё по минимуму: зарплаты, налоговые ставки, регистрационные сборы, сроки регистрации, требования в отношении гражданства членов экипажа и т. д. Хорош был лишь девиз государства, под флагом которого мы решились пуститься в плавание: «Старанием каждого свершается общее».
По штатному расписанию я числился третьим механиком. Но нештатная должность электромеханика тоже висела на мне, поскольку никто из механиков не хотел брать на себя ответственность за эксплуатацию электрооборудования, да ещё с высоким классом автоматики. В лучшем случае механик знал, в какую сторону нужно закручивать лампочку. Столкнувшись с новыми реалиями, мы поняли, что капиталист на всём экономит. Эта экономия на флоте выливалась, в частности, и на сокращение численности экипажей. По старой советской системе на пароходе подобного класса экипаж составлял бы минимум пятнадцать человек. Нас было десять.
Дневник одного плавания
Но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого.
(Матф 5:37)
30.04.1993. Harlingen
Возвращение на родину. – Алюминий из страны Советов. – Старые и новые парусники. – «Ide Min». – Anno 1897 «Boreus». – Немного о Голландии, о нравах и трудолюбии голландцев.
Первый порт, который мы посетили, оказался в Голландии, стране, где был построен наш пароход. Наверное, это не случайно. Старику «Тору» при новом хозяине захотелось ещё раз взглянуть на свою родину, чтобы, оттолкнувшись от неё, совершать свои подвиги, как и положено древнему богу.
Порт Харлинген. Что меня поразило, так это горы алюминиевых отливок на причалах Харлингена. Алюминий (так называемое стратегическое сырьё), конечно, российский. Россия тогда избавлялась от всего, что было ценного в стране, нужно было срочно накапливать первичный капитал рождающимся на свет божий нуворишам. А местным нуворишам – по дешёвке и впрок закупать ценное стратегическое сырьё, чтобы потом на мировых биржах повышать или понижать ставки, умножая тем самым свои капиталы.
На пути много искусственных каналов, дамб и всевозможных парусников от мелких яхт до океанских винджаммеров. Нас поставили рядом с двухмачтовой яхтой – марсельной шхуной «IDE MIN»[1], кишащей блуждающими по палубе панк-тинэйджерами. То ли они накурились травы или перебрали абсента, то ли родители не сумели вложить в этих юношей приличествующую их наклонностям брутальность, но такие экипажи я встречал впервые. Их хаотичные перемещения по обширной тиковой палубе напоминали движение инфузорий в жидкой среде – пародия на театр Кабуки, где каждому персонажу уготована индивидуальная роль без общего скрепляющего сюжета. Казалось, выпусти этот парусник сейчас в море, и он тут же станет «Летучим Голландцем». Во всяком случае, матросы (если это были матросы) уже походили на призраки.
В обособленной заводи видны старые парусники идиллических времён. Здесь умеют ценить и хранить старину. Все яхты в идеальном состоянии: свежепокрашенные, полаченные, прибранные. Выделяется «BOREUS» ANNO 1897 – двухмачтовый парусник с косым вооружением. Судну почти 100 лет! Действительно, делали на века. Длинную рукоять румпеля оседлала деревянная фигура то ли борца сумо в партере, то ли откормленного не в меру ребёнка в позе сфинкса, но с поникшей ниц головой. Отполированная до идеального состояния попа смотрит в корму. Фигура сделана с большим тщанием из разных пород дорогой древесины, склеенной толстыми слоями в сэндвич и покрытой стекловидным лаком. На мифического крылатого и мужественного Борея, брата Зефира, явно не тянет. Этим именем ещё называют пронзительный северный ветер, который временами наверняка дует в отполированную заднюю часть румпельной фигуры.
Трудолюбие голландцев проявлено всюду: и в благолепии зданий, и в подстриженности газонов, и в ухоженности земель и частных территорий, и в повсеместной устроенности быта. И при этом нигде не видно никакого трудового энтузиазма, подвига передовиков. Всюду планомерная уравновешенность. Создаётся впечатление, что всё здесь делается само, по щучьему велению. Но у нас в основном в сказках, а у них в жизни. И это всё, несмотря на известные язвы капитализма. Недаром Пётр Великий обратил свой взгляд именно на Голландию. Она являет собой пример благоприобретённого трудолюбия и векового последовательного консерватизма, соседствующего с разумным прогрессом.
Про Голландию ещё можно смело сказать, что это страна высокой аграрной культуры и довольно свободных нравов, где легализованы проституция, «лёгкие» наркотики и с наступлением сумерек тоже «лёгкий» бандитизм со стороны, в основном, темнокожей популяции. В дневное время эта часть населения просто слоняется без дела, кучкуется у злачных мест и поглядывает недобрым взглядом на свои потенциальные жертвы. С приходом же темноты, когда в городах возгорается электрическое освещение, делающее отдельные углы Древних Нидерландов особенно тёмными, полиция уже не ручается за абсолютное благополучие вечерних путников, кажущееся столь явным при благостном свете дня. К вам элементарно могут подойти в укромном месте черномастные парни с хорошо накаченными бицепсами и, приставив нож к горлу, на международном английском попросить, например, кошелёк или снять
