ещё не приходилось… – признался я.
– Вот! А наша задача, – пояснил капитан, – привести их в порядок, завести главные двигатели, оживить динамки, рулёвку, и вперёд с песнями вверх по Волге. Дальше каналами в Ладогу, Ленинград, стоянка, добро на переход морем и – в Ригу. Это была одна из афёр новой маргинальной деловой элиты: купить по дешёвке списанные речные пароходы, сделанные из пионерского металлолома в середине пятидесятых, омолодить их на 10–15 лет, путём подделки Регистровых документов, перегнать в Прибалтику, в частных доках сделать косметическую модернизацию под класс «река-море» и выпустить на морские просторы, предварительно хорошо застраховав. Узнав о наших планах, местные экипажи недоумевали: «Вы что, камикадзе? Мы на них водохранилище пересекали со спасжилетами наизготовку. На реке оно проще: если течь, то к берегу подрулил и на мель выбросился. А в море такие мели вряд ли и найдёшь».
Мы сами были в шоке. Я отказался от старого «Энгуре», а попал на реликт ещё страшнее и плоше. Ловушка захлопнулась. От чего бежишь, нередко к тому же и приходишь, только в худшем варианте. Капитан же возлагал на меня большие надежды по восстановлению всего электрооборудования на вверенном нам судне, на котором, судя по всему, побывала не одна партия мародёров. Правда, надо отдать должное далёкому рижскому руководству, деньги на это выделялись почти неограниченно. Да и мы все были сыты, обуты и нос в табаке. А табачок нужно отрабатывать.
Забегая вперёд, хочу отметить тот факт, что все пароходы, задействованные в той сомнительной сделке и переоборудованные в конечном итоге под смешанное плавание «река-море», – а пароходов тех числилось не менее тридцати, – закончили свою судьбу в большинстве случаев трагически. Все они были переименованы. Раньше на своём борту они носили, как правило, названия приволжских городов. После покупки к ним прикрепили женские имена, якобы соответствующие именам жён всей этой полумафиозной структуры, которая вложилась и управляла вновь созданным совместным предприятием под непонятным названием «LIK». Возможно, подразумевался лик новой буржуазии. Переименование судна, да ещё на женское имя – вдвойне плохая на море примета. И она постепенно стала сбываться. Выходившие в море бывшие речные суда один за другим – одни раньше, другие позже – стали, как картон, ломаться на крутых валах далёких и близких морей. Мне довелось даже видеть один из этих пароходов под именем «Тамара» в итальянском порту Ортона. Я не верил своим глазам: он был целый и невредимый. В то время уже ушли под воду многие из них. Достоверно знаю лишь о двух утопленниках. «Светлана» с грузом леса переломилась в ночное время надвое на выходе из Ирбенского пролива в Балтийское море. Судно из-за дополнительной плавучести груза не сразу ушло под воду, и весь экипаж успел высадиться на спасательные плотики, а радист, в свою очередь, успел подать сигнал «SOS». «Елена», шедшая в балласте из египетского порта, прошла Босфор, но, сунувшись в Чёрное море, тоже наскочила на особенно горбатую волну и затрещала по швам. В трюмы стала поступать вода, помпы не успевали её откачивать, судно стало оседать, и экипажу ничего не оставалось делать, как скинуть спасательные плотики, пересесть в них и дождаться помощи от проходившего рядом сухогруза. А «Елена» успешно ушла под воду. Бывшие экипажи этих списанных судов, работавшие на них во внутренних водах СССР, были провидцами, а мы – тупыми исполнителями чужой воли. Но ни инициаторы, ни исполнители этого убийственного проекта не любят вспоминать подробности и очень скупо делятся фактами и воспоминаниями. А капитаны означенных реликтовых полупароходов-полусубмарин, как сговорившись, заявляли, когда я пытался выведать некоторые детали той эпопеи, что лучше эти детали не знать. Жизнь – дороже.
Я не буду рассматривать на этих страницах личности наших новых работодателей. Они наверняка были по-своему пассионарными людьми, но все, как один, с весьма низким уровнем моральных качеств. Одни из них находились на виду, другие пребывали как бы за ширмой событий. Думается, те, кто прятались за ширму, играли более весомую роль в той почти криминальной афёре. Но таково было время. А каково время, таковы и люди. Обратный тезис тоже имеет силу. Гораздо позднее выяснилось и то, что наш начальник пароходства, уволенный гуртом с нами, тоже участвовал в том пароходном бизнесе и имел в нём свою долю. Тогда бывший Союз растаскивали по частям, и кто чем руководил, то и тащил в свою берлогу.
Распродажа мёртвого флота состоялась, а мы, выкинутые за борт истории, с великим старанием оживляли его, поскольку знали, что нас оживлять никто не станет, если мы опустим руки и предадимся пагубным течениям недоброго рока. Конечно, мы тоже соучаствовали в том преступлении. Нас оправдывает только то, что поначалу мы ничего не знали о нём. А догадываться стали намного позже. Мы были рядовыми статистами того авантюрного проекта и одновременно его заложниками. В принципе у нас даже не было выбора. Нужно было как-то выживать.
Вырученные от сделки деньги недавний начальник пароходства пустил на покупку тоже старого, но вполне приличного морского парохода голландской постройки под языческим именем «Тор». Для этого ему ещё пришлось взять банковский кредит под бешеные 90 %. Во всяком случае, так он уверял, не то жалуясь, не то бравируя этим обстоятельством… Всё-таки судно, пусть и не новое, 18-летней выдержки, стоило около миллиона долларов.
Для своего нового пароходства с одним единственным пароходом он арендовал небольшое помещение в центральной части города и предложил моему знакомому капитану набрать экипаж и 10 % от прибыли. Капитан, облачённый властью и выгодным для него предложением, стал сзывать к себе проверенных в деле специалистов, с которыми он бок о бок трудился ещё на советских судах. В этот список попал и я.
Купленный в кредит пароход производил хорошее впечатление. Голландцы умеют строить суда. В то время как всюду всё распродавалось, а большие пароходные компании типа Латвийского морского пароходства, Тралового, Рефрижераторного и Транспортного флота срочно, направо и налево, отдавали свои суда в аренду, продавали другим фирмам, резали на иголки, наперекор этому процессу плыл вновь приобретённый «Тор» – языческий бог грома и бури.
– Я думаю, название менять не будем, – сообщил нам старый начальник уже нового пароходства, – пусть остаётся «Тором». Мы – убеждённые атеисты, нам и чёрт не брат, а с языческим богом как-нибудь договоримся.
Экипаж у нас собрался из уволенных по национальному признаку. Отверженные, мы были рады любому случаю проявить себя в деле и не остаться на обочине дороги. Ведь именно с этих времён начался процесс формирования непризнанного института бомжей, куда попадал
