А еще потому, что хотел увидеть ее.
— Да, — лаконично бросил Макдональд, желая положить конец разговору, — уверен, что дойдет.
Учитывая свободолюбие земляков, презрение Англии к парламентской унии, а также романтическую приверженность идее королевской власти, распространенную по ту сторону Твида, он все больше приходил к убеждению, что вскоре Шотландия будет ввергнута в пожар войны.
Его кажущаяся политическая апатия диктовалась мудростью, приобретенной с годами. Макдональду хотелось уберечь свой дом и клан от надвигающихся бед. При благоприятных обстоятельствах ему бы и в голову не пришло вступать в брак для того, чтобы защитить Ненвернесс. Однако горные шотландцы вообще не отличались миролюбием, а в последнее время недовольство стало распространяться по всей стране — грозное предупреждение тем, кто хотел слушать, а уж Макдональд не мог позволить себе игнорировать подобные слухи. На его плечах лежал тяжкий груз ответственности за девятьсот с лишком душ. Ненвернесс был одним из самых богатых поместий Шотландии, чем отчасти и объяснялась его уязвимость, поэтому ему могли пригодиться любые союзники. Родство с графом Данмутом сулит поддержку трех самых могущественных ветвей этого сильного клана, если в том возникнет необходимость.
А в том, что она возникнет, Хью почти не сомневался. Вопрос лишь в том — когда?
Его невеста оказалась красавицей и в точности соответствовала образу, который сложился у Макдональда после рассказов о ней. Белокурая звезда, как ее называли знакомые, лицо словно с картины Боттичелли, а тело и святого введет в грех. Он был вынужден признать, что слухи о красоте Сары Данмут отнюдь не преувеличены.
И все же не она, а другая заставляла его сердце учащенно биться, та, похожая на ворону в своем унылом вдовьем наряде. Хью вспомнил ее полные чувственные губы, нежную кожу сливочного цвета и незабываемые глаза. Невинные, чуть испуганные, как у горного шотландского оленя или голубя.
Подобные мысли не облегчали его миссию, однако ничто не могло уменьшить ее важности. Он должен защитить Ненвернесс, должен защитить свой клан. И поскорее выбросить из головы незнакомку, к которой его так неодолимо влечет.
— Мы правда уезжаем, мама? — Уильям серьезно уставился на нее.
— Да, мой зайчонок, уезжаем. Кэтрин в десятый раз поправила ему воротник. Сын умудрялся испачкаться, даже стоя смирно, а то, что за час не успевало стать грязным, превращалось в жеваную тряпку. Она убрала волосы у него со лба. Мальчика давно пора стричь, но сейчас у нее другие заботы.
— Я не зайчонок!
— Нет, — согласилась Кэтрин, не сводя с Уильяма любящего взгляда. — Ты большой мальчик, почти мужчина, готовый к любому путешествию. А путь нам предстоит неблизкий.
— Нам будет хорошо?
Какой он худенький и бледный! Заостренное личико кажется прозрачным. Сын с рождения был болезненным, совсем непохожим на остальных деревенских ребят. Как ни пыталась она его подкормить, добавляя молоко куда только можно, а порой отдавая ему собственную порцию, усилия не давали никаких результатов. Уильям похож на нее, а не на Генри: такие же каштановые волосы, такие же огромные карие глаза, смотревшие на мир не по-детски серьезно. Носик острый, чуть вздернутый, а губы некогда умели растягиваться в веселую улыбку, пока мальчик не забыл, как это делается. Он до сих пор вздрагивал во сне, словно образ жестокого отца преследовал его даже ночью.
Да и подобный вопрос нечасто услышишь из детских уст.
— Конечно, малыш, нам будет хорошо, — заверила Кэтрин, с улыбкой обнимая сына. — Мы будем счастливы, как золотые рыбки.
Мальчик хихикнул, и этот звук музыкой отозвался в ее сердце.
Глава 4
Итак, лэрд Ненвернесса вступил в брак.
Церемония состоялась утром и была обставлена с той пышностью, какую мог себе позволить Данмут-Холл. Бродячие певцы, музыканты, даже цыгане, расположившиеся табором на соседнем поле, с энтузиазмом развлекали гостей. Всякий, кто попадался Кэтрин на пути, торопился сообщить новые волнующие подробности. Сама она уклонилась от участия в торжестве, сославшись на вдовье положение, и осталась дома, готовя коттедж к приему новых обитателей, а себя и Уильяма к предстоящей поездке.
Закончив дела, Кэтрин решила прогуляться. Холодный воздух резал, словно нож, и она поплотнее закуталась в шарф из грубой шерсти, прижимая его рукой в перчатке. От резкого колючего ветра у нее выступили слезы, нос покраснел, кончики пальцев заледенели. Ветер швырял сухие листья ей под ноги, несся по деревне с таким угрожающим свистом, что хотелось поскорее вернуться домой и с головой укутаться в теплое одеяло. Но Кэтрин не торопилась, она еще была не готова идти в коттедж, где прожила столько лет и где теперь сновали чужие люди. Странно, опустевший дом помнил много такого, о чем она предпочла бы забыть.
На душе у Кэтрин было тревожно, поэтому она почти не ощущала холода.
— Непонятное дело эта нынешняя свадьба, хозяйка. — Знакомый голос оторвал ее от невеселых размышлений.
Кэтрин с улыбкой обернулась и увидела Неда-лудильщика, по обыкновению восседавшего на своем муле, увешанном со всех сторон медными тазами, кастрюлями, сковородами, которые непрерывно клацали и звенели, только связки лент, отрезы шелка и тонкого батиста, к счастью, не производили шума. Обычно Нед жил в деревне с женой и семерыми детьми, но иногда отправлялся на север, чтобы распродать свой товар. Кэтрин с детства усвоила этот раз и навсегда заведенный порядок: жалобно кричащий мул и его хозяин исчезают за горизонтом и появляются через месяц-полтора, но голосистая скотина уже нагружена бочонками с добрым шотландским виски. Никогда не унывающий коротышка с лицом бесенка, по выражению его жены, которая вдвое превосходила мужа в росте, сегодня был непривычно хмур. Он смотрел вдаль, где, освещенный лучами заходящего солнца, над долиной нависал Данмут-Холл, похожий на сказочного великана.
— Он вроде неплохой парень, так считают в его краях.
«Еще бы!» — подумала Кэтрин. Во взгляде решимость и, пожалуй, честность. Он наверняка умеет добиться того, чего хочет, но идет к цели прямо, не прибегая к уловкам и обману. Жестокость ему явно несвойственна. Рядом с ним любая женщина может чувствовать себя в безопасности, не страшась, что он оскорбит ее или ударит… Кэтрин попыталась отогнать несвоевременные мысли. Ей ни к чему думать об этом человеке, а уж тем более о том, как он обращается с женщинами.
— Слышал, вы едете с ними, хозяйка, — продолжал Нед.
— Да, — лаконично подтвердила она, вспомнив, какую бурю вызвало ее решение. Мать, до срока постаревшая женщина с печальными глазами, умоляла дочь не уезжать так далеко.
— Что я буду делать без моего любимого внука? — жалобно спросила она.
Кэтрин ничего не ответила, только ниже склонилась над сундуком, в котором Генри хранил свои сокровища: рубашку, сшитую женой вскоре после свадьбы, с монограммой на рукаве, словно она предназначалась дворянину, обрывок розовой ленты (Кэтрин не знала, откуда взялась лента, да и не интересовалась этим), охотничий рожок с изображением горделивого оленя, шило и стамеску. Каждый предмет аккуратно уложен в отведенное ему отделение. Кэтрин украдкой взглянула на мать и тут же отвела глаза, не в силах вынести ее страдающего вида. Неужели через несколько лет она тоже станет изнуренной, старой, с постоянно испуганным выражением лица?
