видали, господин? – продолжал стенать Клеандр. – Что там, золота много или других каких припасов? Кто-нибудь в тех диких местах сумеет приготовить угря или змею так, что пальчики оближешь? Кто-нибудь угостит языками фламинго или печенью свиньи, откормленной плодами смоковницы? Вот удовольствие – месить снег и пить ледяную воду. Для этого есть те, кому за это жалованье платят.
– Ты глуп и не понимаешь.
– Куда уж нам! Только я вот как думаю – принцепс для того и принцепс, чтобы сверху надзирать, а не в палатке мерзнуть.
– Я тебя предупредил – заткнись…
– Все, заткнулся, – охотно согласился Клеандр.
После недолгой паузы он обиженным голосом выговорил:
– Заткнуться проще простого, а вот услужить господину – это не каждому по плечу. Зря вы меня обижаете, господин. Есть здесь один «огурчик», слаще не бывает, лет шестнадцать на вид. Дочь ветерана по имени Кокцея. Из нищих, хотя земли им после увольнения отмерили полной мерой, югеров пятьдесят. Ветеран прошлым годом помер, остались этот самый «огурчик» и старший сын Матерн, который служит в первой Ульпиевой але контариоров. Этот Матерн считается одним из лучших охотников, тем и откупается от своего центуриона и префекта. Говорят, не дурак и скоро выбьется в центурионы.
– Ну, выбьется или нет, это мы еще посмотрим. Как бы взглянуть на «огурчик»?
– Только прикажите, мы ее в лучшем виде доставим. Правда, говорят, дика, просто Диана. С братом, случается, на охоту выезжает.
– На охоту, говоришь, выезжает… Это интересно. Это хорошая мысль, Клеандр. Я и сам не прочь поохотиться.
– Но, господин, на сегодня назначен военный совет. Вот и гонец из претория в прихожей сидит.
Коммод вздохнул:
– Что за напасть – быть императором! Столько умных голов, а ничего без меня решить не могут. Передай гонцу, я себя плохо чувствую. У меня хандра, мне надо развеяться, а они пусть решают.
Он помедлил, потом повысил голос:
– И больше не сметь мне свою повариху подсовывать! А не то сошлю вас обоих в Испанию. Прикажу раздеть, привязать друг к дружке, так и повезут на телеге до самого Олисипо. Дошло, тупица?
– Обязательно, господин. Будет исполнено, господин.
* * *
Приключение обещало быть интересным, однако, размышляя о том, как бы ловчее устроить дельце, Луций Коммод поостерегся сразу распорядиться, чтобы верные люди тайно извлекли Кокцею из недр семейства и приволокли, связанную, к нему в опочивальню. «Друзья» отца сразу поднимут гвалт – и справедливо! Стоит ли злить легионеров в преддверии трудного похода? К тому же было в похищении что-то плебейски-гнусное, недостойное повелителя мира. Не было в подобной грубости божественного отсвета, какой, например, всегда присутствовал в похождениях самого Зевса. То прольется на Данаю золотым дождем. На самый животик, потом капля за каплей стечет в заветную промежность, заронит семя в самую щелочку. А то обернется быком и умыкнет в Европу или, например, нарядится лебедем и приголубит Леду.
Вот с кого следует брать пример.
Вспомнилась мать Фаустина. В самый разгар мятежа наместника Сирии Авидия Кассия она напомнила растерявшемуся Луцию, что если его отца, императора Марка Аврелия, считают кем-то вроде небожителя, посланного на землю для исправления нравов и привлечения людей к добродетели, то его сын тоже в какой-то мере может считаться принадлежащим к породе тех, кто восседает на олимпе.
– Твоя обязанность, Луций, – объяснила она сыну, – всегда помнить о своем происхождении, о том, что в тебе тоже есть частичка небесного огня. Твоя задача – выявить, в чем именно проявляется твоя подлинная сущность, и править в соответствии с этой искрой, разжигая ее в себе до размеров всепожирающего пламени, а ты струсил при одном известии о дерзости какого-то Авидия. Больше не трусь, – приказала мать.
Коммод нахмурился и буркнул:
– Не буду.
Тем же утром в преторий был послан гонец. Вернулся он после полудня и сообщил, что брата «огурчика» в отряде нет – он получил увольнительную и, по сведениям декуриона второй турмы, где служил Матерн, находится в своем домике в пригороде Виндобоны.
– Тем лучше, – заявил Коммод и приказал Клеандру подготовить коня и предупредить Вирдумария, бывшего тело хранителя отца (единственного из окружения Марка Аврелия, кого новый принцепс оставил возле себя), чтобы тот был готов сопровождать его в поездке. Приказал также отыскать проводника к дому Матерна.
Клеандр схватился за голову – столько распоряжений и все срочные. Когда успеть, если и хозяйство на нем, и кухня на нем, и рабы на нем. Коммод показал рабу кулак и внятно выговорил:
– Не теряй времени.
На счастье, в Виндобоне оказался Тигидий Переннис, префект Ульпиевой алы, утром по требованию наместника обеих Панноний Клавдия Помпеяна, зятя нового императора, прибывший в город. Срочно вызванный в город, Переннис был немедленно препровожден к цезарю. Пока шел, удивлялся суете и возбуждению, охватившим обитателей императорского походного дворца, представлявшего собой среднюю по размерам виллу, примыкавшую к южной оконечности крепости и тоже окруженную стенами и наполненным водой рвом. Глядя на спешащих рабов и вольноотпущенников, Тигидий решил, что в ставке наконец приняли решение о начале летней кампании, о продвижении легионов на север, к Океану, в связи с чем его отряду предстояло выполнить какое-то секретное и, по-видимому, необычайно трудное задание. Догадка встревожила префекта – после пятнадцати лет беспорочной и мало успешной службы очень не хотелось рисковать. Хотелось домой, в Италию, хотелось дослужиться до наместника провинции или хотя бы квестора в каком-нибудь богатом городе. Переннис по опыту знал: всякое тайное задание сопряжено с неисчислимыми опасностями, а выполнишь его – тебя похвалят, ну, может, наградят лавровым венком, и кончено. И то, если похвалят!
Император встретил его в атриуме и, не скрывая нетерпения, спросил, знает ли Переннис дорогу к домику Матерна. Префект опешил, однако сумел скрыть растерянность и подтвердил, что дорогу знает. Это, объяснил он, с восточной стороны, сразу за крепостной стеной, рядом с амфитеатром, предназначенным для гражданского населения городка.
– Проводишь. Будешь награжден.
Последняя фраза вконец сразила опытного служаку. Награжден за что?
К дому Матерна двинулись верхами. По дороге Переннис лихорадочно прикидывал, в чем смысл этого странного приказа и какая военная необходимость погнала молодого цезаря в гости к этому забияке и нарушителю дисциплины? Войска со дня на день ждали приказа к выступлению. Неужели преторий решил послать этого ушлого Матерна в тыл врага? Тогда зачем принцепс решил открыто встретиться с Матерном и тем самым привлечь к нему внимание соглядатаев варваров? Или, может, этот бандит успел обратить на себя внимание Коммода и попасть в любимчики? Как иначе расценить намерение императора посетить дерзкого в собственном доме?
