тебя, – сказала девушка и поклонилась.
– Назовите свое имя для протокола, – сказал человек в коричневом балахоне похожем на одежду монаха с накинутым на голову капюшоном. Он сидит за небольшим деревянным резным столом.
– Все зовут меня Аскет, – ответил блондин в пончо. Он стоит, прислонившись спиной к раскидистому дубу, и ветки оплетают его тело.
Они находятся на круглой зеленой от сочной травы поляне вокруг столетние дубы, а над всем купол голубого безоблачного неба. Кроме них двоих на поляне еще десятка два монахов и две девушки.
Одна стоит среди монахов. Она черноглаза, белые волосы ниспадают до пояса, а уши широкие вытянутые вверх и заостренные чем-то похожие на уши летучей мыши, но аккуратные и приятные на вид. На ней просторное длинное платье черного цвета с блестками мелких звезд, с широкими рукавами, собранными на запястьях.
Другая сидит на деревянном троне меж двух дубов и величественно взирает на происходящее. Она голубоглаза и златовласа в воздушном длинном голубом платье с широким декольте. На ней ожерелье из изумрудов и диадема с бриллиантами.
– Именующийся Аскетом вы обвиняетесь в принадлежности к Храму, – продолжил мужчина в балахоне. – Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Я не принадлежу Храму, – спокойно ответил Аскет.
– Тогда почему вы отказались отвечать на вопросы и напали на жителей этой земли? – поинтересовался собеседник.
– Я думаю, вы можете понять то, что мне нельзя говорить всего, – с легкой улыбкой ответил музыкант.
– Да мы понимаем. Но мы вынуждены настаивать, – сказал монах с нажимом.
– Мне очень жаль, но я не могу вам ничего сказать, – спокойно молвил парень.
– Вы понимаете, что этим подтверждаете выдвинутые против вас обвинения, – напирал человек за столом.
– Да но, к сожалению, ничем не могу вам помочь, – все также спокойно отвечал юноша.
– Тогда мне ничего не остается, как объявить вас виновным, – сокрушенно произнес монах.
– Что ж раз нет другого выбора, – сказал музыкант с легкой улыбкой.
– Наказание за храмовничество смерть. Приговор приводится в исполнение немедленно и обжалованию не подлежит. Да помогут нам боги и силы, – сухо вымолвил человек за столом и демонстративно собрал листки бумаги, что лежат перед ним, и убрал их в коричневый кожаный портфель.
– Прощайте, мне жаль, что так получилось, – сказал музыкант, и лапы дерева сдавили его тщедушное тело, послышался скрип ветвей, хруст ломаемых костей, и он исчез в недрах дуба.
– Нам тоже жаль, – тихо сказал монах, и с минуту постояв в молчании, все разошлись.
– Каков он Вольный город? – спросила Алиса. Она помнила его небольшим городком с глиняными стенами и бойкой торговлей.
– О ненаглядная! Вольный город разросся, раздался. Он теперь центр торгового запада. С севера едут мясо, оружие, утварь, зерно везут. С юга едут вино, фрукты, золото, ткани везут. С востока вся Степь стада в Вольный город гонит. С запада рыба, жемчуга из-за моря-океана везут. Всяк стремится в город Вольный, всяк горд быть там, – весело ответил караванщик, активно жестикулируя.
– Да! А что ж стольный град и вообще другие земли, – сказала она, поняв бровь.
– Я личный поставщик фруктов ко двору правителя, – заявил мужчина, выпятив грудь. – Но властители и князья правят безраздельно они закон на своей земле, а в Вольном закон это судья он не князь в случае чего управу найти можно, – продолжил он, назидательно подняв палец и лукаво улыбаясь.
– Да славный град, – молвила дева. – Быстрее бы быть там.
– Да мне тоже не терпится, – поддакнул собеседник и потер руки.
– Уважаемый!? А почему мы не едем прямо, так ведь быстрее будет!? – удивленно спросила Алиса.
– Быстрее та быстрее, но тогда на пути будут Проклятые Рудники и Забытый Форт! Слыхала об них? – спросил караванщик, сразу посуровев и опустив глаза.
– Ага… – выдавила Алиса и передернула плечами (на самом деле княжна не боялась, она была там и все видела своими глазами, но зачем караванщику знать об этом).
– Вот то-то же. Со времен Вестницы в те земли никто не ходит, – пробурчал он, похоже, он и сам не прочь срезать путь, но рисковать не хотел.
– Да тогда не грех и крюк дать, – охотно согласилась девушка дабы не вызывать лишних подозрений.
– Собственно мы уже почти приехали, вон гляди, уже степь под ноги стелется, – молвил мужчина, указывая под ноги верблюду.
– Господа нам надлежит усилить бдительность, – спокойно сказал седой человек в пурпурной мантии.
– Да, но Держава итак опутана сетью, – сказал мужчина в зеленом один из сидящих напротив него одиннадцати человек среднего возраста в мантиях различных цветов.
Они сидят за круглым полированным столом мореного дуба в больших креслах с массивными подлокотниками и высокими спинками. Их окружает просторный зал с паркетным полом стенами и потолком, обшитым полированными деревянными панелями и тремя резными деревянными дверьми меж которых стоят полки с книгами. Комната освещается канделябром в четыре рожка, ориентированных по сторонам света, стоящим на столе.
– Разве кому-то надо напоминать, что было триста лет назад!? – сухо осведомился пурпурный.
– Нет, но ты думаешь? – спросил его одетый в мантию цвета южного моря.
– Мы не должны проморгать это ещё раз! – строго сказал одетый в пурпур и его ухоженные ладошки звонко шлепнули по подлокотникам. – Ты думаешь, каждый раз будет находиться герой?
– Да я все понимаю, но от храмовников не осталось даже памяти! Нет даже самого Храма! – вступил зеленый.
– Это что-то меняет? – поднял бровь пурпурный.
– Нет, – выдохнули оба собеседника, остальные просто покачали головой.
– Так что господа нам надо быть начеку, – сказал одетый в пурпур, он строг и собран глаза как у хищника высматривающего жертву. – В тот раз все начиналось тоже безобидно.
– Да мы согласны с тобой, – закивали мужи.
– Тогда за дело! – сказал пурпурный и встал.
Все поднялись вслед за ним и разошлись.
Город Вольный щеголял высокими и гладкими, как скала каменными стенами и подпирающими небосвод башнями, но, как и раньше он радушно раскрывал объятия любому путнику, будь то торговец или воитель, властитель или беглый каторжник. Улицы все укрыты брусчаткой, дома сплошь каменные в три-четыре этажа затянуты плотным ковром вьюнка. На окнах, как и прежде ставни и решетки.
Базары, похоже, стали ещё больше и ещё шумнее. Алиса торгуется, как водяной на одном из них из-за лошади в результате получает лучшего степного скакуна за половину его реальной стоимости и, пополнив седельные сумки, покидает гостеприимный град.
– Великий хан не вели казнить, вели слово молвить, – сказал черноголовый юноша с короткой стрижкой с монголоидным типом лица, стоя на одном колене и склонив голову. Он одет в кожаные штаны и безрукавку.
– Внимаю
