— Оливер, это чудесная...
— Извини, Гвен. Я знаю, что вы хотели только хорошего, но...
И в этот момент Стив вернулся с предполагаемой жертвой этой ночи.
Очки в тонкой оправе.
Вначале я заметил именно их. Потом белый жакет, который она как раз снимала.
Симпсон представил Джоанну Стейн, ординатора по педиатрии, свою однокурсницу. Теперь они вкалывали в той же больнице.
Мне не удавалось сосредоточиться даже просто, чтобы разобрать симпатичная ли она или нет. Кто-то предложил присесть и выпить, что мы и сделали.
Дальше было много разговоров.
Постепенно я обратил внимание, что Джоанна Стейн кроме круглых очков в тонкой оправе обладает ещё и мелодичным голосом. А мысли, излагаемые этим голосом, принадлежат человеку доброму и чуткому. Я порадовался, что в них нет упоминания моего дела, и решил, что Симпсоны пока снимают её показания.
— Жизнь — дерьмо, — подвёл итог Стив Симпсон.
— За это надо выпить, — сказал я. И только тут понял, что они с Гвен просто сочувствовали Джоанне на тему, как трудно быть ординатором.
— А как у тебя насчёт расслабиться, Джо? — поинтересовался я. Чёрт, надеюсь, она не решит, что это намёк.
— Иду в постель.
— ?
— Не могу ничего с собой поделать. Прихожу домой, валюсь и засыпаю часов на двадцать.
— Ох...
Опять пауза. Ну, кто примет мяч сейчас? Мы сидели молча где-то с вечность. Потом Гвен Симпсон позвала всех к столу.
Честно говоря, Гвен, конечно, чудеснейший человек, но вот утверждать, что она наделена кулинарными талантами, было бы не совсем точно. Даже обыкновенная вода — и та у неё обычно получалась пригоревшей. Этот ужин исключением не стал. Можно даже сказать, что ей удалось превзойти саму себя. Но я не отказывался ни от чего — лишь бы не говорить. В конце концов тут присутствуют два врача — на случай если моему желудку понадобится экстренная помощь.
Ужин продолжался. Мы наелись так, что даже не смогли, поверите ли, добить пирог, запечённый до угольного хруста. И тут Джоанна Стейн обратилась ко мне:
— Оливер?
Благодаря опыту перекрёстных допросов я среагировал мгновенно:
— Да?
— Ты любишь оперу?
Чёрт, вопрос с подвохом, подумал я, пытаясь в то же время понять, что она хочет услышать. Предпочитает поговорить об операх типа «Богемы» или «Травиаты», где героиня в конце умирает? Типа, устроить мне катарсис? Да нет, не будет она такой бестактной. Но в любом случае, аудитория затихла в ожидании моего ответа.
— Ну, не имею ничего против оперы. Не люблю только итальянскую, французскую или немецкую — ответил я, кажется разом закрыв все углы.
— Отлично, — сказала Джоанна. Может, она имела в виду китайскую?
— Во вторник вечером Мерритт поёт в опере Перселла.
Вот чёрт, а Англию и забыл! Всё, похоже, судьба мне идти с Джоанн на какую-то дурацкую островитянскую оперу.
— Шейла Мерритт — лучшее сопрано года, — подключился Стив, разом обеспечив сопернику двухкратное численное превосходство.
— И поёт она в «Дидоне и Энее», — добавила Гвен, сделав перевес трёхкратным. (Кстати, Дидона — ещё одна девушка, которая умерла из-за того, что парень, с которым она сбежала, оказался эгоистичным сукиным сыном!)
— Звучит великолепно, — капитулировал я, про себя проклиная Стива с Гвен. А больше всего «Шато Линч-Баге», которое помешало с самого начала искренне объяснить своё отношение к любой музыки.
— О, это отлично, — сказала Джоанна, — я как раз взяла два места...
Ну, как и было предсказано.
— ...но и Стив, и я на дежурстве. Надеюсь, вы с Гвен сможете использовать эти билеты.
— Гвен очень хотела бы сходить туда, Оливер, — сказал Стив, похоже, намекая, что его жена заслужила передышку.
— Да, прекрасно, — тут я вспомнил, что желательно проявить немного больше энтузиазма, — Огромное спасибо!
— Я рада, что вы сможете пойти, — ответила Джоанна, — передайте пожалуйста моим родителям, что вы меня видели, и я до сих пор жива.
Это ещё что такое? Я внутренне сжался, представив себе перспективу просидеть несколько часов рядом с агрессивной («Вам, значит, нравится моя дочь, молодой человек?») матерью Джоанны Стейн.
— Они в струнных, — сказала Джоанна и заторопилась домой. Стив вышел проводить её.
Оставшись с Гвен, я начал злиться на своё идиотское поведение. Исправлять что-либо было поздно, так что в наказание я сделал ещё одну попытку разжевать угольный пирог.
— Где, чёрт побери, находятся эти «Струнные»? — поинтересовался я.
— Обычно к востоку от духовых. Мать Джоанны — альтистка, а отец скрипач Нью-Йоркской Оперы.
— А-а..., — протянул я и откусил ещё кусок искупительного пирога.
Пауза
— Ну и как, разве это было больно — познакомиться с Джо? — спросила Гвен.
Я посмотрел на неё.
И ответил: «Да».
5
Мне в землю лечь...
Так начиналась песня, бывшая абсолютным хитом 1689-го года.
Проблема с английской оперой в том, что иногда получается разобрать слова.
Мне в землю лечь
И навек уснуть
Ты смерть и судьбу мою забудь.
Дидона, царица Карфагенская, собиралась покончить с собой, и жаждала поведать об этом миру в форме арии. Музыка была фантастическая, а текст древний. Шейла Мерритт спела его великолепно и справедливо заслужила все свои аплодисменты.
Затем она умерла окончательно, танцующие купидоны разбросали розы, и занавес опустился.
— Эй, Гвен, я рад, что пришёл, — сказал я, вставая.
— Пойдём, поблагодарим бенефициантов, — ответила она.
Лавируя между двигающимися к выходу зрителями, мы спустились к оркестру.
— Где Стив? — спросил мистер Стейн, убирая скрипку в футляр. У него были длинные с проседью волосы, которые, похоже, никогда не сводили близкого знакомства с расчёской.
— На дежурстве, вместе с Джоанной, — ответила Гвен, — это Оливер, из её друзей (определённо, ей не стоило представлять положение подобным образом). Подошла и миссис Стейн с своим альтом. Хотя и невысокая, плотная, она казалась весьма привлекательной, благодаря своей кипучей энергии.
— Вы уже собрали свиту, Король Стейн?
— Как всегда, дорогая. С Гвен вы знакомы. А это Оливер, приятель Джо.
— Очень приятно. Как вам наша дочь?
— Прекрасно, — опередил меня мистер Стейн.
— Я ведь спрашивала не тебя, Стейн, не так ли?
