18-й роты. За спиной командира следовал Астакос, ротный знаменосец, служивший в легионе с самого основания на Терре. В конце процессии шагали бойцы, которые совсем недавно вступили в отделение Магона: Ганнон, димакурий[2], вращавший в руках парные клинки-фалаксы, разминая запястья, и Тетис, на чьем доспехе библиария едва успела высохнуть синяя краска.
Пройдя под аркой, зиявшей в стене, Астартес остановились в центре хрустального купола. Магон поставил копье на заостренный вток[3]. Звука не последовало — лишь толчок, едва ощутимый подошвами. Воины огляделись, регистрируя каждую деталь скромной обстановки помещения сквозь линзы на бронированных лицевых щитках. Вверху простиралась бездонная чернота космоса. С их положения открывался вид на молочно-белую сферу планеты, истерзанной штормами. Никто из легионеров не произнес и слова, однако в их позах не чувствовалось напряжения, пока они дожидались посольства другой стороны.
Последний воин Пожирателей Миров остановился в шаге позади остальных. Этот легионер не принадлежал ни к командному отделению, ни к 18-й роте. Как и Магон, он родился на Терре, и оба вступили в XII легион примерно в одно и то же время. Доблестью и пролитой кровью он тоже заслужил звание центуриона. И после обнаружения примарха сумел выделиться как никто другой в легионе, став первым Псом Войны, кто предстал перед генетическим отцом и выжил. Убедить Ангрона принять командование сыновьями удалось в первую очередь благодаря его стараниям. В тот день легион Псов Войны умер, а на его месте восстали те, кто Пожирают Миры.
И этим воином был капитан 8-й штурмовой роты, советник примарха — его глаза и уши.
— Кхарн! — окликнул Магон второго центуриона, когда в шлеме звякнул ауспик.
Тот инстинктивно сжал древко цепного топора, отчего рукоять подалась с едва слышимым хрустом.
Вход в купол, оставшийся за спинами Пожирателей Миров, закрыла плита из такого же кристалла, которая без заметного шва слилась с окружающей стеной. По залу разнеслись приглушенные вздохи, и визоры космодесантников зазвенели и замигали сигналами, как только авточувства обнаружили изменение окружающей среды.
— Атмосфера, — сообщил Оронт.
И в следующее мгновение посольство явило себя.
2
Там, где всего миг назад никого не было, теперь стояла троица практически идентичных фигур. Трое мужчин, не носившие ни доспехов, ни оружия, высоко запрокинули головы, чтобы с добротой и спокойствием взглянуть на керамитовые шлемы Пожирателей Миров.
— Добро пожаловать, — произнес один из них тихим благозвучным голосом.
— Мы рады… — подхватил второй почти с такой же интонацией.
— …Что вы верно истолковали наше сообщение… — добавил третий.
— …И прибыли сюда на встречу с нами, — закончил первый.
Магон потянулся к горжету и отсоединил герметичные крепления шлема, ухватившись за маску, стянул его с головы и взял под локоть. Центурион хотел взглянуть на представителей 93–15 собственными глазами.
Перед ним стояли лишенные волос существа неопределенного пола, в сверкавших преломленным светом мантиях поверх тонких фигур. На их одежде отсутствовали какие-либо опознавательные знаки Империума Человечества или иных союзов. Каждый с идеальной точностью повторял движения других, начиная мерным, едва заметным колыханием груди и заканчивая легким морганием век. От послов исходило абсолютное спокойствие, немыслимое для любого смертного человека, узревшего легионеров так близко от себя. Офицер не уловил запаха страха, как и вообще какого-либо запаха.
— Меня зовут Магон, я центурион Двенадцатого легиона, Пожирателей Миров, на службе Повелителя Человечества. — На эти слова легионеры отозвались, одновременно ударив себя кулаком по груди, однако послы даже не вздрогнули от неожиданного громкого звука. — Назовите себя.
Послы синхронно улыбнулись, продемонстрировав белоснежные зубы.
— Меня зовут Уна, — ответил первый.
Центурион перевел взгляд на его спутников:
— А вас?
Все трое тихо засмеялись и ответили в один голос:
— Мы все — Уна.
Магон недобро сощурил серые глаза:
— Что сталось с имперским представительством? Почему сюда не явился регент Иктилеон, чтобы лично объяснить молчание планеты Девяносто три Пятнадцать?
— Девяносто три Пятнадцать, — тихо повторил Уна.
Послы вновь принялись заканчивать друг за друга фразы:
— Так ее называл регент…
— …Но наш дом называется иначе.
— Узрите! — Все вместе они воздели к небу руки, скрытые рукавами. — Это Генна.
— Наш дом.
— Семя, где мы переродимся и прорастем…
— …Чтобы рассеяться среди звезд.
+Им нельзя доверять.+
Центурион стиснул зубы. Мысль Тетиса пронзила разумы Пожирателей Миров подобно короткому приступу мигрени. Необузданному, могучему дару библиария недоставало тонкости, которую можно развить лишь за многие десятки лет обучения у Вориаса и других старших библиариев. От такого вторжения у центуриона закололо в глазах.
+У меня нехорошее предчувствие, братья мои. Я чувствую в их разумах… холод и отчужденность, непостижимую для меня.+
Магон выслушал предупреждение своего брата, и ни один мускул не дрогнул на его лице. За спиной тихо заскрипел керамит, когда воины нервно переступили с ноги на ногу. Безмолвное послание брата-библиария и отталкивающий вид эмиссаров заставили воинов крепче сжать рукояти оружия.
— Выражайтесь яснее. — Центурион в упор посмотрел на Уну сверху вниз. — Я не понимаю. Где регент? Отвечайте.
— Как мы ни старались… — Теперь их голоса зазвучали печально, и послы опустили глаза. — Он тоже не понял…
— …Где мы сейчас…
— …Куда мы идем…
— …И по какому пути должны прибыть туда.
— Мы посчитали, что столь фундаментальные разногласия невозможно решить миром.
По спине Магона пробежал знакомый холодок. Доспех тут же отреагировал, впрыснув центуриону в кровь боевые стимуляторы, обострившие чувства.
— Мы сделали все возможное… — продолжил Уна.
— …Чтобы расширить его горизонты, вытянуть за рамки его ограниченности…
— …А затем, когда наши усилия не возымели эффекта, — чтобы регент не испытал неудобств.
— Пожалуйста, будьте уверены…
— …Он не почувствовал
