Так Стелла узнала о Штрассенбергах.
Это был древний аристократический род и их традиции вызывали кучу вопросов. Они женились лишь на блондинках. Выдавали редких собственных женщин за мужчин клана и каждый в ком текла штрассенбергская кровь, мог всегда рассчитывать на поддержку семьи. Финансовую, юридическую и фактическую. Взамен от них требовалось одно – полная и безоговорочная преданность интересам клана.
Ральф вроде как был там принят, но после разрыва с Филиппом, все потерял. Это убивало его, лишая смысла существования.
Стелла по работе сталкивалась с людьми, которые состояли в различных сектах. Так вот, Штрассенберги очень смахивали на секту. У них был граф, был спикер семьи, «заместитель» графа. Были «налоги», членские взносы за право зваться семьей. Штрассенберги мужчины имели право брать женщин со стороны, Штрассенберги-женщины либо выходили замуж за членов рода, либо оставались старыми девами. Неповиновение грозило им изгнанием из семьи.
Штрассенберги владели большим земельным участком, который так и назывался Штрассенберг. Никого к себе особо не допускали, но много и охотно вращались в обществе. Стелла, поневоле заразилась от Ральфа этой странной, тоталитарной семьей.
Одно время, —до того, как Ральф стал ее любовником, – она шерстила социальные сети Штрассенбергов. Троих даже фоловила.
Графа, который фотографировал исключительно своих лошадей, но часто попадал в объективы камер вместе с женой. Граф был красивый, мужественный блондин, похожий на киноактера. Графиня – худенькой женщиной с тонкими, холодными чертами лица. Ее волосы были светлыми, почти белыми. Макушка едва доставала до плеча мужа.
Их старшего сына – Филиппа, который фотографировал только части тела и ничем кроме своих намасленных мускулов, не блистал. И его жены – Джессики.
Она была единственной, кто был зарегистрирован в Инстаграме под вымышленным именем «Цукерпу» Сахарная кукла. Стелла быстро вычислила ее по комментариям в Инстаграме Филиппа и общем фоне на снимках. Какое-то время она отслеживала Джессику, в надежде увидеть и ее дочь, но вскорости перестала.
Джессика была очень светлокожей и светловолосой, как и графиня, но намного красивее. Она выглядела много моложе своих тридцати пяти и особенной глубиной не манила. По большей части она постила лишь свое тело, прикрытое, максимум, руками и волосами. И волнующие готические картинки, явно писаные с нее. Стелла и волновалась, и ревновала.
Рассказы Ральфа о том, что они творили, возбуждали сильнее всех прочитанных книг. Ральф не рассказывал ей подробности, но этого и не требовалось. Стелла прочла достаточно романов, да и собственный опыт в БДСМ у нее был.
Ральф как-то признался ей, что никогда не испытывал такого удовольствия, как вдвоем с Филиппом. Когда они на два члена трахали связанную, визжащую от восторга, Джесс.
Стелла слушала, мысленно улыбаясь: еще бы! Ральф испытал бы гораздо большее удовольствие, выгнав девушку за дверь. Секс с Филиппом излечил бы его психозы. Все. Разом! Но тогда Ральф перестал бы приходить к ней.
И Стелла послушно делала вид, что Ральф гетеросексуален. По крайней мере, месяца три. Она простояла перед ним час, сделала лучший минет, на который была способна и… Ральф не выдержал, признал, что она права.
– Ремень? – улыбнулась Стелла.
Он молча протянул руку. Часть ее мечт исполнилась. Осталась только одна…
…Стелла вздохнула, пытаясь пересесть поудобнее. Ягодицы горели диким огнем, будто бы прикипая к джинсам. Он постучался к ней в три часа ночи и набросился, прямо в прихожей, повалив ее на паркетный пол.
Да, его член упал, не дойдя до финиша, но Стелла решила, – это хороший знак.
Еще чуть-чуть и они поговорят о ребенке.
Что-то в ней дрогнуло.
Вспомнился миг, наполненный агоническим страхом, когда она забилась от Ральфа в угол, крикнув: «Остановись!» и тут же сгладился… Стоило ей сказать, как порка закончилась. Сразу же! Ральф помог ей встать, принять ванну и обработать рубцы. Он был такой ласковый с ней, словно его перезагрузили. И на прощанье даже поцеловал.
В голову.
Стелла улыбнулась своему страху. Надо же было быть такой дурой: забыть, что это игра. Забыть, что он остановится, если ему сказать!.. Она глубоко моргнула, посмотрев на священника и Ральф, одними глазами, улыбнулся в ответ. Казалось, что их любовь кричит и бьется под высокими церковными сводами. Тетушка Ральфа обернулась и строго глянула на нее.
Опомнившись, Стелла заставила себя успокоиться. Попыталась сосредоточиться на его словах. Все было бесполезно. Губы, что их произносили, волновали сильнее слов. Если бы только не его импотенция. Если бы только не безотчетная, ничем не объяснимая ярость, с которой Ральф бьет ее…
В те краткие мгновения, когда Стелла могла размышлять разумно, она понимала: эта его любовь – странная. Понимала, что будь она одной из своих клиенток, то посоветовала бы женщине не пускать его на порог.
Клиентке она сказала бы: «Этот человек – болен!»
«Очень легко поверить в любовь священника, – сказала бы Стелла. – Очень легко списать его равнодушие на необходимость хранить все в тайне! Но это, милочка моя, не любовь! То, что он делает с вами – это агрессия».
Себе она такого не говорила.
Сама она смотрела на кафедру, не в силах оторвать глаз. Цветные блики света, бившего сквозь оконные витражи, танцевали на его белом одеянии. На красивом, мужественном лице. Черные волнистые волосы были зачесаны назад, подбородок слегка оттеняла короткая ухоженная щетина.
Казалось, Ральф читал проповедь, обращаясь лишь к ней одной. И лишь на нее смотрел…
Лишь потом, когда проповедь закончилась и все поднялись для благословения, Стелла обратила внимания на девушку, стоявшую рядом с госпожой Дитрих. Простое, но дорогое черное платье. Очень большая для тонкого тела грудь. И белые волосы, гладко зачесанные и собранные в узел.
Джессика?
Стелла замерла.
Книжный клуб.
Приходскому священнику полагался церковный дом, однако Ральф жил в тетушкином. Технически, большая деревянная вилла, изящно-белая, словно яхта, находилась за городом. Фактически Геральтсхофен был очень мал, и путь до центра занял бы минут десять.
Пешком.
Прежний владелец дома, старый богатый тип, женился однажды на юной женщине, ровеснице своих же детей. И дети отреклись от него. Даже когда отец узнал про свой рак, дети остались при своем мнении:
– Пусть о тебе заботится твоя вертихвостка!
– Вот и славненько! – сказала молодая жена. – Любимый, мы уезжаем на Побережье. Там у моей семьи пляжный дом, у моря дышится много легче.
И дети в недоумении увидели дом отца в рубрике «Сдается!»
– Год, максимум, – сказали друг другу дети. – Переживем.
