Приняв какое-либо решение, Ники терпеть не мог его менять, к тому же на карту были поставлены пятьдесят тысяч. Сам он в деньгах не нуждался, однако они бы весьма и весьма пригодились его эскадрону, который считался одним из самых блестящих. Николай особенно гордился тем, что и люди его, и лошади экипированы превосходно. Он приглядел уже новую сбрую, которая обошлась бы как раз в тысяч пятьдесят. Где-то неделю назад в Неймейерсе он залюбовался уздечками из темно-синей кожи с серебряными заклепками. К тому же, поразмыслив немного, Николай убедил себя, что задача не столь невыполнима, как показалось поначалу. Приключение обещало быть пикантным и необычным, и все возможные сомнения рассеялись, как утренний туман. Поставив себе какую-нибудь задачу, Ники делал все возможное для ее исполнения. Мир он видел как источник собственных удовольствий и считал, что все его желания, какими бы необычными они ни были, могут и должны быть удовлетворены.
Он взглянул на противоположный берег холодно и оценивающе, а потом сказал вполголоса, словно размышляя вслух:
— Искусство обольщения требует большого умения. Надо быть доходчивым, но не примитивным, надо заставлять себя шептать восторженные комплименты искренне и убедительно, надо вежливо улыбаться, делая вид, что с благоговением принимаешь то, что на самом деле отдается с большой охотой. И уж, безусловно, не стоит поддаваться угрызениям совести.
— Все это очень бы пригодилось в обществе, где ты обычно вращаешься, Ники, — возразил ему Чернов. — Там все знакомы с правилами амурных игр, и редко кто отступает от принятого ритуала. Однако, что касается жены Форсеуса, боюсь, тебе придется иметь дело с женщиной, подобным «тонкостям» не обученной.
— Я имею самые достоверные сведения, что имя ее ничем не запятнано, — вставил со злорадным ехидством Ильин.
— Пока что не запятнано, — мрачно ответил Николай и, махнув на прощанье рукой приятелям, решительно зашагал к реке.
Так несколько молодых людей из высшего общества, утомленные однообразием жизни, стали кто зачинщиком, кто свидетелем, а кто участником сей эскапады, которая должна была хоть как-то развеять их скуку. Век индустриальный набирал обороты, их и без того немалые доходы безо всяких усилий с их стороны неуклонно возрастали. Все они утомились от роскоши, пресытились жизнью, не требовавшей от них никаких усилий и дарившей лишь надоевшие развлечения.
Что касается объекта охоты, то Алиса, юная жена пожилого купца Форсеуса, в отличие от наших молодых повес, была натурой невинной и неопытной. О жестокости и холодности мужчин она, прожив шесть лет с Вольдемаром Форсеусом, знала не понаслышке, но никогда не сталкивалась с мужчиной в роли соблазнителя. Образование, полученное из книг, пусть и лучших, не может дать того, что дает простой жизненный опыт.
Между тем в избранных кругах петербургского общества искусство флирта и амурной игры было разработано до совершенства, и Николай Кузанов за долгие годы стал в нем виртуозом. Он считал себя мастером, вернее сказать, настоящим художником, искусителем-профессионалом. Еще бы: ведь он начал практиковаться в любовных делах, когда ему едва исполнилось семнадцать. И первый опыт оставил роковой след в его душе.
Как-то днем, шестнадцать лет назад, сопровождая, как и полагается послушному сыну, maman на один из светских визитов, Ники поймал на себе искушенный взгляд давней приятельницы матери. Более того, он едва ли не услышал, как что-то щелкнуло в хорошенькой головке графини Плетневой, которая вдруг заметила, что угрюмый и романтически-мрачный подросток внезапно превратился в молодого человека.
В свои семнадцать лет Ники уже был высок ростом, широкоплеч, с узкой талией и стройными бедрами. Графиню внезапно заинтересовал этот сурового вида юноша, явно мучившийся проблемами взросления и созревания. Александра, знаток мужской стати, рассматривала его молодое тело, как рассматривают жеребца в стойле.
Графиня Александра знала Ники с колыбели, к тому же в тридцать шесть лет уже имела двух дочерей на выданье. Однако и в пору зрелости она оставалась исключительно красивой женщиной, невысокого роста, хрупкой, с роскошными белокурыми волосами. Она следила за фигурой, кожа у нее была атласная и упругая, как у девушки, правда, времени на поддержание красоты ей приходилось тратить все больше и больше.
Как большинство людей их круга, граф и графиня Плетневы уже много лет были неверны друг другу, однако по молчаливому договору тактично смотрели на обоюдные измены сквозь пальцы. Граф Плетнев проводил в деревне гораздо больше времени, чем в Петербурге, и это устраивало обоих супругов. Серебристо-белый будуар Александры был свидетелем многих страстных свиданий, любовники сменяли один другого, от желающих заслужить расположение одной из первых петербургских красавиц не было отбоя.
Ники рассеянно слушал поток банальных реплик и комплиментов, слетавших с хорошеньких пухлых губок Александры в тот летний полдень. Он машинально отвечал на вопросы, но глазами раздевал графиню, пытаясь представить, какие прелести таятся под ее платьем.
В семнадцать лет Ники еще не стал искушенным любовником, но и новичком его нельзя было называть, а Александра, сидя рядом с ним в укромном уголке огромной гостиной, явно предлагала ему нечто большее, нежели торопливые встречи с горничными. Мать его время от времени поглядывала в их сторону: ей было совершенно ясно, что у Александры на уме, но она считала, что подобный опыт всегда полезен юноше. Александра полжизни удостоверялась в сокрушительной силе своей красоты и ни разу не терпела поражения. А Ники явно мечтал только о том, чтобы продлить ее интерес к собственной персоне.
Для них обоих началось упоительное, сумасшедшее лето. Страсть заглушила голос разума, это было наслаждение, в котором оба они купались и которого не хотели прерывать. Она учила его премудростям любви, а сама с волнением и трепетом предавалась воспоминаниям о том, что такое юношеская страсть, не знающая границ, не ведающая сдержанности. С ним она тосковала по безвозвратно утраченной молодости, но под напором его желания расцветала вновь. От страха надвигающегося увядания, которым мучилась Александра, вылечиться невозможно, но в объятиях Ники она забывала об этом страхе, забывала о том, какой тусклой и унылой станет ее жизнь, когда она лишится своей красоты.
Через месяц родители Ники вернулись в «Ле репоз», но он остался в столице. Наследство, доставшееся ему от деда, было столь велико, что он мог ничем не жертвовать ради своей независимости. Мать пыталась уговорить Ники уехать вместе с ними. Увидев как-то раз на балу, каким откровенно влюбленным взглядом смотрит Александра на ее сына, она испугалась, как бы эта связь не поглотила его целиком. Обычно бездумная и легкомысленная, Александра была сама на себя непохожа, и княгиню пугали возможные последствия столь бурного романа. Княгиня Катерина ценила Александру как подругу, но никак не видела в ней возможной невестки. Князь Михаил сохранял нейтралитет, не лез с отцовскими советами, полагая, что его непостоянный сын рано или поздно утомится этой связью. Если же нет, то времени для отцовского вмешательства, как он считал, еще предостаточно.
