Я бы отдала все, лишь бы иметь возможность прожить обычную человеческую жизнь. Не задумываясь распрощаться с бессмертием и радостно встретить старость. Променять беспросветное одиночество и тьму на теплоту домашнего очага, звонкий детский смех. Прожить ярко, полноценно короткие человеческие мгновения, которые во сто крат ценнее, чем длинная, холодная, ало-черная вампирская судьба.
С этими мыслями я существую, они как неизменный призрак присутствуют в моей голове. Жаль нельзя стереть из памяти прошлую жизнь. Так, скорее всего, было бы проще. Если не знать каково оно по ту сторону, если не помнить своего человеческого тепла, эмоций, счастья, любви. Но я помнила все, каждый свой день, настоящей жизни. Все ушло. Теперь это лишь маленький отблеск давно угасшей надежды.
А еще нестерпимо хочется тишины. Я находилась в комнате без окон одна, одинокая тусклая лампа освещала пространство. И слышала каждый звук, каждый шорок в доме. Как же это изматывает. Природа позаботилась о человеческом восприятии, огородив людей от ненужных звуков.
Для меня острый слух стал еще одним проклятием вампира. Тысячи самых разных звуков беспрестанно кружат в голове. Вот к дому подъехала машина. По стуку колес и удушающей ауре понимаю — дядя. Внутренне сжимаюсь, чувствую, неспроста пожаловал.
Подхожу к столику, отпиваю из бокала кровь, услужливо принесенную прислугой. Ненавижу этот вкус и адски люблю. Сегодня я пью кровь мужчины, отца троих детей, боготворящего свою жену. На языке остаются его переживания, о потере работы, нехватке денег и долгах. За секунды ощущаю все его эмоции, смакую их, испытывая удушающее чувство потери.
У меня больше не будет подобных переживаний, теперь только чужая кровь рассказывает о тысячах людских судеб. Позволяя ненадолго оторваться от действительности и примерить их переживания на себя. Сладкие человеческие эмоции, мне больно и сладко за каждого из них. Порой такие наивные, простые и оттого еще больше притягательные. Их воспоминания передаются мне, своеобразным кинофильмом, где я ненадолго ощущаю себя непосредственным участником событий.
Окаменевшие вампирские сердца обычно блокируют кровавое послевкусие. Людские переживания не затрагивают их. Я бы тоже могла. Только для меня это единственная возможность получить свежий эмоциональный глоток воздуха.
Дядя поднялся по лестнице, идет по коридору, еще несколько шагов и дверь откроется. Впрочем, дядя — это конечно условно. Если мерить людскими стандартами, то родство наше весьма далекое. Он родился несколько сот лет назад, когда меня, моих родителей, дедов и прадедов еще и в помине не было на свете.
Вампир все время своего существования следил за потомками, где-то помогал, где-то защищал, чтобы род не прервался. И он все же прервался, не уберег. Я последняя из его рода. На мне можно поставить точку.
Дверь открывается, и я чувствую силу, древнюю, подчиняющую, удушающую. Дядя вплывает в комнату, высокий статный, на вид больше сорока лет не дать, кремовый костюм сидит как влитой, идеально подчеркивая стройную фигуру, темно-коричневые волосы с легкой проседью, уложены волосок к волоску, лицо гладко выбрито, волевые губы, тронуты обманчивой вежливой улыбкой.
По незнание его можно принять за обычного человека, если бы не изумрудные глаза, от них исходит сила, сканирующая, мгновенно подавляющая волю.
— Здравствуй, родная! Как ты тут? — голос слишком мягкий, опутывающий. Так обычно вводят в гипнотический транс. Чувствую — с плохими вестями пожаловал.
Глава 8
— Здравствуй. Продолжаю свое существование, — безразлично пожимаю плечами и сажусь на диван. В присутствии дяди ощущаю слабость в теле, ноги не держат.
— Да, пора менять обстановку. Ты даже для вампира слишком бледна, — он пытается выглядеть заботливым. Смешно. Дядя насквозь пропитан холодом, ничего и никогда не сможет затронуть его.
— Не нужно вежливых разговоров. Говори новости, с чем пожаловал? — на непроницаемом лице не дрогнул ни один мускул, только опасная хищная улыбка, как намертво приросшая маска.
— Проницательность, весьма хорошо. Она тебе понадобится в новом доме, — он сделал шаг в мою сторону, еще сильнее подавляя ледяной силой ауры.
— Ты хочешь, чтобы я переехала? — как хочется спрятаться от этих сканирующих изумрудных глаз.
— Да. В дом к своему мужу, — теперь его улыбка кажется зловещей.
— К кому? — на миг меня посещает безумная мысль: «Я ослышалась!». Что при вампирском слухе полная небылица.
— Николь, я выбрал тебе мужа. И это не обсуждается, — он подходит ближе и садится рядом со мной.
— Ты забыл, какой год на дворе? Подобные браки давно ушли в небытие! — во мне закипает гнев, протест, хочу вырваться, сбежать, но его сила опутывает крепче любых веревок. — Ты не посмеешь! Я многого лишилась, не забирай последнее! — что я пытаюсь сделать, затронуть чувства, вызвать жалость у бессердечного вампира. Жалкая попытка.
— Возникла необходимость, — он берет меня пальцами за подбородок, поворачивает к себе и ловит мой взгляд, пленит, забирает остатки сил, обжигая вселенским холодом.
— Ты пытаешься внушением вырвать у меня согласие? — чувствую, как силы уходят, уступая место слабости и обреченности.
- Не говори глупостей. В тебе моя кровь, я не могу воздействовать на тебя, — слова расходятся с действиями, он может все. Слишком силен, пугающе жесток.
— Тогда, нет! Ты не получишь моего согласия! — я буду сопротивляться до последнего бороться. В душе уже понимаю — битва проиграна. Мне не хватит сил пойти против его воли.
— Я дал согласие на брак. Вопрос решен, — он даже не собирался меня переубеждать.
— Какие мотивы твоего кощунственного поступка? Кто он… — договорить не смогла, даже язык не хотел выговаривать слово «жених».
— Прощу, держи себя в руках. Не показывай низменные эмоции, присущие людям, — дядя предупредительно взял меня за руку, довольно сильно сжал, продолжая сверлить глазами. — Он оборотень.
— Что? — я заорала, врывала руку и заметалась по комнате, как раненый и практически убитый пленник. — Ты шутишь! Нет, точно, это дурацкий, жестокий розыгрыш! Как еще можно оправдать твои действия! Даже для тебя, Дарий, — это перебор!
— Тише, — одно короткое слово, вынуждающее мгновенно подчиниться. Вампиры не кричат, они говорят практически шепотом. А я своим поведением, снова напомнила ему человека. Эту черту дядя во мне не переносил, и всячески старался искоренить. Слишком я молода, не все еще человеческое во мне погибло, к его прискорбию.
— Даже для тебя это высшая мера жестокости, — я все же перешла на шепот. — Как можно отдавать меня оборотню?! Существам, которых я презираю всем нутром?!
— Николь, буду откровенен. Сейчас, как никогда. Ты выслушаешь меня. И позже без единого пререкания сделаешь, как я велю, — смешно, в любом случая я была обречена, чтобы он ни сказал. Его сила раздавит в зародыше любые мои попытки сопротивления.
