Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
Особенное влияние на мальчиков оказал Готтлиб Иоганн Христиан Кюнт, много лет ведавший их образованием, причудливо сочетая проявления недовольства и неодобрения с созданием у подопечных чувства зависимости{46}. Нависая над двумя братьями и пристально следя, как они считают, переводят латинские тексты или учат французский, Кюнт не переставал их поправлять. Он был вечно недоволен их результатами. На любую их ошибку Кюнт реагировал так, словно они ошиблись намеренно, с целью оскорбить его или причинить боль. Как вспоминал потом Вильгельм, они отчаянно стремились порадовать Кюнта, жили в «постоянной тревоге», только о том и думая, как бы доставить ему удовольствие{47}.
Особенно трудно давалась эта учеба Александру, вынужденному заниматься наравне с не по годам развитым братом, будучи на два года младше его. В итоге он решил, что отстает от него по способностям. Вильгельму отлично давались латынь и греческий, Александр же чувствовал себя по сравнению с ним туповатым тугодумом. Он так мучился, что, как потом признавался другу, наставники «сомневались, что в нем когда-нибудь разовьется даже заурядный ум»{48}.
Вильгельм увлекся древнегреческой мифологией и историей Древнего Рима{49}, Александра же книги не влекли. Он пользовался любой возможностью улизнуть из класса, чтобы побродить по окрестностям, собирая и зарисовывая растения, живность, камешки. За вечно набитые насекомыми и растениями карманы его прозвали в семье «маленьким аптекарем»{50}, не принимая его интересы всерьез. Как гласит семейное предание, однажды прусский король Фридрих Великий спросил мальчика, намерен ли он, подобно своему тезке Александру Великому, завоевать весь мир. «Да, государь, – ответствовал юный Гумбольдт, – но моей головой»{51}.
Большую часть ранних лет, как признавался потом Гумбольдт близкому другу, он провел среди людей, любивших его, но не понимавших. Учителя были требовательны, мать отстранилась от общества и от сыновей. Главной заботой Марии Елизаветы фон Гумбольдт было, по словам Кюнта, пестование «умственного и нравственного совершенства» Вильгельма и Александра{52}; их эмоциональное благополучие, стало быть, в центре внимания не находилось. «Меня принуждали к тысяче ограничений»{53}, – сетовал Гумбольдт; он страдал от одиночества и прятался за стеной притворства, ибо не чувствовал возможности быть самим собой с суровой матерью, следившей за каждым его шагом. Выражение возбуждения или радости считалось в доме Гумбольдтов неприемлемым.
Александр и Вильгельм были очень разными{54}. Александр любил приключения и прогулки, Вильгельм отличался серьезностью и усердием. Александра часто разрывали противоречивые чувства, в характере же Вильгельма главной чертой было самообладание{55}. Братья искали убежища в собственных мирах: миром Вильгельма были книги, Александр предпочитал одинокие прогулки по густым лесам Тегеля, где росли завезенные из Северной Америки деревья{56}. Пока он странствовал среди пестрых американских кленов и величественных белых дубов, Александр ощущал покой и умиротворение от природы{57}. А еще среди этих деревьев из Нового Света он начал мечтать о дальних странах.
Гумбольдт вырос в привлекательного юношу. Он был ростом 5 футов, но держался прямо и с достоинством, так что казался выше{58}. Он был строен и подвижен, обладал стремительной походкой и ловкостью{59}. По отзыву одного из друзей, у него были маленькие и нежные, как у женщины, руки. Взор у него был пытливый, не ведавший скуки. Его внешность отвечала идеалу того времени: кудрявые волосы, полные выразительные губы, подбородок с ямочкой. При этом он часто болел, страдал горячкой и неврастенией; Вильгельм объяснял это «ипохондрией» и тем, что «бедняга несчастлив»{60}.
Пряча свою уязвимость, Александр прикрывался щитом сообразительности и честолюбия. В детстве он внушал страх своими острыми высказываниями, один друг семьи даже прозвал его petit esprit malin[2]{61}, и он всю жизнь оправдывал эту репутацию. Даже лучшие друзья упрекали Александра за злой язык{62}. Вильгельм уточнял, правда, что злобным его брат никогда не был – разве что немного тщеславным, обуреваемым стремлением блистать и быть лучше всех{63}. С ранних лет Александр разрывался, кажется, между тщеславием и одиночеством, между жаждой славы и стремлением к независимости{64}. Неуверенный, но при этом не сомневающийся в силе своего ума, он не мог выбрать между потребностью в одобрении и чувством своего превосходства.
Родившись в один год с Наполеоном Бонапартом, Гумбольдт взрослел в мире все возраставшей глобальной доступности. Показательно, что за несколько месяцев до его рождения ученые мира впервые сумели наладить сотрудничество: астрономы из десятков стран договорились вместе наблюдать за прохождением Венеры, а затем обменяться результатами наблюдений. Была решена наконец задача расчета долготы, и на картах XVIII в. стремительно исчезали белые пятна. Мир менялся. Гумбольдту еще не исполнилось 7 лет, когда американские революционеры провозгласили свою независимость, а незадолго до его 20-летия за ними последовали французы, устроив в 1789 г. свою революцию.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
