Собственно говоря, Берти была единственной, кто безошибочноразличал проказниц, причем в любых обстоятельствах, даже если обе молчали.Кроме того, ей была известна единственная примета, по которой можно было всегдасказать, кто есть кто. У Оливии было крошечное родимое пятнышко в верхней частиправой ладони, а у Виктории – точно такое же, но на левой. Отец тоже это знал,но вечно забывал проверить. Гораздо проще было спросить и надеяться, чтополучишь правдивый ответ, и это случалось все чаще, по мере того как девочкиросли. Но по-прежнему, где бы они ни появлялись, производили фурор, посколькуоставались точными копиями друг друга.
Недаром девушки имели огромный успех и наделали много шума ввысшем обществе Нью-Йорка два года назад. Отец тогда настоял на возвращениидомой еще до Рождества – просто не мог вынести всеобщего внимания и суматохи,возникавшей везде, где бы они ни появлялись. Он чувствовал, что их считаютчем-то вроде забавного курьеза, и это было слишком утомительным для пожилогочеловека. Виктория была вне себя от огорчения, когда пришлось прервать зимнийсезон, но Оливия ничуть не возражала. Зато с тех пор Виктория никому не давалапокоя, а ее приступы дурного настроения сказывались на всех домашних. Она непереставала ныть и жаловаться на тоску и скуку здешней жизни и сетовала набессердечие отца, не понимая, как можно выносить столь унылое существование.
Единственным предметом, занимавшим ее помимо нью-йоркскогокруговорота, было движение суфражисток. Она поистине горела пламенем борьбы заженские права, и эта страсть не угасала ни днем, ни ночью. Оливии до смертинадоело слушать сестру. Та только и твердила об Элис Пол, организовавшей марш вВашингтоне в апреле этого года, где десятки женщин были арестованы, сорокранены и властям потребовался кавалерийский полк, чтобы восстановить порядок.Она также прожужжала сестре все уши относительно Эмили Дэвидсон, погибшей подкопытами королевского коня, которому демонстративно перебежала дорогу наскачках, и пела дифирамбы матери и дочерям Панкхерст, увлеченно пускавшимся вовсе тяжкие во имя равноправия английских женщин. При одном упоминании священныхимен глаза Виктории вспыхивали, а Оливия воздевала руки к небу. Но сейчасприходилось терпеливо дожидаться извинений и объяснений Виктории.
– И что? Вызывали полицию? – веселопоинтересовалась Виктория, не выказывая ни малейших признаков раскаяния.
– Пока нет, – строго отрезала Оливия. – Яподкупила Петри лимонадом и печеньем и упросила подождать до ужина. И как вижу,напрасно. Нужно было позволить парнишке пойти к отцу. Так и знала, что это твоиштучки.
Она старалась показать, как рассержена, но ничего невыходило. И Виктория это заметила.
– Откуда ты догадалась, что это я? – с восторгомосведомилась она.
– Почувствовала, негодница ты этакая! Когда-нибудь тымне надоешь окончательно, и пусть полицейские с тобой разбираются!
– Ну уж этому не бывать, – уверенно объявилаВиктория с блеском в темно-синих очах, так напоминавшим Эдварду Элизабет.
Девушки всегда были очень близки, и Виктория беспечно предоставляластаршей сестре заботиться о ней. Каждое утро Оливия самолично вынимала изгардероба платье, которое предстояло надеть сестре, и та беспрекословноподчинялась. Девушки без памяти любили друг друга, и Оливия вечно вытаскиваласестру из очередной неприятности. Она всегда находила предлог оправдатьВикторию и не задумываясь брала на себя ее вину, не находя в этом ничегообременительного. Отец часто читал им наставления, призывая быть серьезными иответственными, но иногда так трудно не поддаться соблазну!
Все в девушках было необычным. Они были ближе, чем простородные люди, и иногда окружающим казалось, что перед ними один человек. Однакоглубоко в душе девушки сознавали, что между ними существуют немалые различия.Виктория была куда более дерзкой, озорной, лукавой и склонной к авантюрам.Огромный мир манил и тянул ее к себе куда сильнее, чем Оливию. Оливия былаготова довольствоваться домом, семьей и послушно следовала традициям. Викторияже стремилась бороться за права женщин, считала, что брак – отживший варварскийинститут и женщина должна оставаться независимой.
Оливия считала прогрессивные идеи сестры безумством икапризами, но надеялась, что со временем она образумится. Существовали и другиеполитические движения, вдохновлявшие Викторию, религиозные идеалы,интеллектуальные теории. Оливия была куда более приземленной и не собираласьбросаться в битву за весьма туманные идеи.
Границы ее бытия оставались довольно узкими. И все же, навзгляд постороннего, сестры были единым целым.
– Так где же ты научилась водить машину? –приступила к допросу Оливия, притопывая ногой, но Виктория лишь беспечнорассмеялась и отбросила окурок. Оливия всегда разыгрывала роль суровой старшейсестрицы. Она и в самом деле появилась на свет на одиннадцать минут раньшеВиктории, но это навсегда определило их отношения. И в моменты грусти, когдамежду ними не оставалось недосказанного, Виктория признавалась, что чувствуетсебя убийцей матери.
– Ты вовсе не убивала ее, – решительно заявилаОливия много лет назад. – На все воля Божья.
– Ну уж нет! – взорвалась Виктория, вставшая назащиту Бога.
Миссис Пибоди пришла в ужас, узнав о предмете спора. Позжеона объяснила девочкам, что роды – вещь неимоверно трудная и что рождениеблизнецов требует сверхчеловеческих усилий и не всегда удается; оно под силутолько ангелам. Очевидно, их мать, истинный ангел, выполнив своепредназначение, вернулась на небо и оставила девочек на попечение любящегоотца. В то время это заявление немного успокоило Викторию, но позже сознаниевины вернулось, и Оливия всегда знала, что ощущает сестра, и никакие уверенияОливии в обратном не могли ничего изменить.
– И все же, кто тебя научил водить? – повторилавопрос Оливия.
– Сама научилась прошлой зимой, – беспечно пожалаплечами Виктория.
– Сама? Но как?!
– Просто взяла ключи и попробовала. Сначала несколькораз стукнулась, но Петри вообразил, будто, когда оставил «форд» в городе, уобочины, на него налетел какой-то другой автомобиль.
Виктория, очевидно, была так довольна собой, что Оливия изовсех сил хмурилась, стараясь не рассмеяться. Только Виктория, прекрасно знавшаясестру, не поверила напускной мрачности.
– Перестань так смотреть на меня! Такие вещи чертовскиполезно знать! Теперь я могу в любое время отвезти тебя в город!
– А по пути врезаться в дерево, – неуступчивопробурчала Оливия. Какое дурацкое поведение! Сестра могла попасть в катастрофу,разъезжая по проселочным дорогам в машине, которой не умела управлять.Настоящее безумие! – Кстати, твое курение омерзительно!
Оливия давно знала о новых привычках сестры. Как-то онанашла пачку папирос в комоде и пришла в ужас, однако, когда упомянула об этом,Виктория только рассмеялась, пожала плечами, но ни в чем не призналась.
