Весьма любопытное продолжение идей Л.Н. Гумилева наблюдается в некоторых публицистических работах. Так, например, Н. Серова утверждает, что Мамай был язычником и «вербовал на свою сторону как раз тех, кто был недоволен религиозной переориентировкой татаро-монгольских элит, начавшейся после того, как в 1312 году ислам принял хан Узбек».[465]
Между тем, как уже отмечалось, в источниках «Мамаева Орда» никак не противопоставлялась Сараю и другим «ордам» периода «Великой замятии». Сообщая о поездках к Мамаю и «его» ханам, летописцы пишут о том, что они ездили «в Орду». В «Повести о битве на реке Воже» Мамай назван «ординским князем», а также сообщается, что «всяко старейшинство съдержавше Мамай и всеми владеаше в Орде».[466] Даже в «Задонщине» воины Мамая отождествляют себя с Золотой Ордой, говоря, поняв, что терпят поражение: «Уже нам у Золотой Орда не бывати, бедных жон и детей не видати».[467] В «Житии Стефана Пермского» о Мамае говорится, как о правившем «в Орде и в Сараи».[468] Ханы — ставленники Мамая в русских летописях и восточных источниках именуются «царями» и ханами, т. е. не менее законными обладателями статуса монарха, чем противостоящие им ханы Сарая и других «орд». То, что за ними закрепилась репутация «мамаевых царей», свидетельствует не об их противостоянии законным ханам, а лишь о том, что при них фактическая власть принадлежала их бекляри-беку.
Интересно отметить, что незадолго до Куликовской битвы Сергий Радонежский освободил русских князей от клятв, которые они давали ордынским ханам, поскольку эти клятвы были вынужденными.[469] Обратим внимание — ордынским ханам вообще, а не «узурпатору» Мамаю, противостоявшему «законным царям»! Таким образом, русская церковь развязала русским правителям руки для борьбы не только с Мамаем, но и с Ордой в целом, что и продемонстрировали москвичи в 1382 г., защищая город от хана Токтамыша.
Исследование политической истории Золотой Орды позволяет считать, что именно Чингизиды с Востока, по сути, являлись сепаратистами, поскольку боролись за власть над Сараем, не пытаясь сохранить какое-то единство государства и обеспечить контроль над другими регионами, помимо Поволжья. Единственными исключениями среди них были ханы Урус и Токтамыш, ставившие своей целью именно объединение Золотой Орды под единой властью. Однако к этому же стремился и Мамай. Тем не менее приговор истории оказался беспощаден к нему из-за того, что он в конечном счете потерпел поражение. Токтамыш же стал признанным объединителем Орды, а Урус-хан получил известность прежде всего как родоначальник правителей Казахского ханства.[470]
Помимо этого, концепция Л.Н. Гумилева полностью противоречит объективным представлениям о Золотой Орде как о государстве со смешанным укладом и полиэтническими, поликультурными и поликонфессиональными традициями, т. е. органично сочетавшем оседлый и кочевой образ хозяйствования, степные традиции Дешт-и Кичпака и городскую культуру Поволжья, Причерноморья и Хорезма. Своей концепцией Лев Николаевич фактически отвергает достижения исследователей Золотой Орды за последнее столетие и пытается представить ее так, как представляли историки XIX в. — Й. Хаммер-Пургшталь, Н.М. Карамзин, Н. Устрялов и прочие «европоцентристы», для которых Золотая Орда была всего лишь сборищем диких кочевников. Наличие золотоордынской цивилизации, культуры, права и сложной социально-политической инфраструктуры ими начисто отрицалось. Единственное существенное различие во взглядах этих историков и Л.Н. Гумилева заключается в том, что он считал доминирование кочевых традиций плюсом, а не минусом Золотой Орды.
Между тем нет никаких сведений, позволяющих утверждать, что Мамай стремился уничтожить или изменить государственную инфраструктуру или политические традиции Золотой Орды. Напротив, в его действиях вполне усматриваются реставрационные устремления: возвращение государства под власть законных правителей — Батуидов — наиболее законной ханской династии, восстановление политической системы, существовавшей при ханах Узбеке и Джанибеке (не без пользы для себя, разумеется, ведь кияты при этих ханах играли весьма значительную роль в государстве!). Наконец, в источниках не зафиксировано ни одного выступления или заговора столичной знати против Мамая и его ставленников: знать столицы и областей Поволжья всегда признавала их без сопротивления, тогда как выходцы с Востока захватывали столицу преимущественно с помощью своих кочевых войск и нередко становились жертвами заговора сарайских аристократов, лишаясь трона, а порой и жизни.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
МИФ ОБ УЗУРПАТОРСТВЕ
О претензиях Мамая на ханскую власть
Стремление историков завершить образ Мамая как антигероя, врага Руси, православной веры и даже Золотой Орды порой приводит к парадоксам: список его «обвинений» содержит фактически взаимоисключающие положения. Так, например, в историографии весьма широко распространено обвинение Мамая в узурпации верховной власти. При этом в узурпации его обвиняют те же историки, которые приписывают ему и сепаратистские устремления! Как он мог узурпировать власть в Золотой Орде, если сам же создал независимое от нее и противостоящее ей государство?!
Стоит отметить, впрочем, что обвинение в узурпации, в отличие от ряда приведенных выше, не является плодом воображения современных авторов. Сведения о претензиях Мамая на «царский» (ханский) титул или даже обладании им содержат средневековые источники — русские летописи и «памятники Куликовского цикла». Более того, монархом считают Мамая и арабские хронисты, которые никоим образом не участвовали в создании мифа о нем как о враге Руси и Золотой Орды. Например, в сочинении арабского хрониста XV в. ал-Аскалани Мамай фигурирует как «хан, процарствовавший там 20 лет».[471]
