Это были не столько основные положения прочного мира, сколько условия перемирия. Вильгельм в полной мере воспользовался ими, обратившись к Жоффруа Мартелю с предложением о сорокадневном прекращении военных действий для ратификации этого соглашения. Дни проходили за днями, а ответа не было. Тогда Вильгельм, собрав ополчение, вторгся в Мэн, занял замок Амбриер и разместил там свой гарнизон, наказав ему стойко держать оборону. Владетель Майенна, полагая, что агрессия направлена против него, обратился за помощью к герцогу Бретани Зону и Жоффруа Мартелю. Втроем они в начале весны 1055 года приступили к осаде Амбриера. Однако их ждала неудача. Не помогли и мощные стенобитные орудия. Вильгельм пришел на помощь к осажденным и снял блокаду. Жоффруа Мартель и бретонец ретировались. Что же до владетеля Майенна, то он покорился Вильгельму, принеся ему вассальную присягу, хотя при этом и не став искренним его сторонником.
Глава пятая. ПРАВИТЕЛЬ И ЕГО НАРОД (1055-1065)
Роль Церкви
Генрих I вышел из борьбы. Он покинул, открыто не порывая с ним, Жоффруа Мартеля, которого вновь начавшиеся усобицы в Бретани лишили последнего союзника. В 1055 году законный герцог Бретани Конан II, молодой человек с решительным и твердым характером, опираясь на поддержку самоотверженно преданных ему людей, попытался вырвать власть из рук своего дяди и опекуна Зона. А тот, прибегнув к помощи графа Нантского, воспротивился.
Жерве, злополучный епископ Манса, все еще жил в изгнании при дворе Вильгельма. В 1055 году папа возвел его в сан архиепископа Реймсского. С того времени епископство Мансское в каноническом отношении являлось вакантным. Видимо, в результате какого-то закулисного соглашения новым епископом в Мане направили анжуйца, ставленника Жоффруа Мартеля. И это не осталось единственным проявлением наметившегося сближения правителя Нормандии с Римом. Хотя аргументы Ланфранка, похоже, еще не убедили римского понтифика в законности женитьбы Вильгельма, однако уже начались поиски компромиссного решения. Герцог демонстрировал свою добрую волю как раз в то время, когда ему удалось отделаться от одного из последних Ричардидов на высоком посту: в том же 1055 году по его настоянию (согласованному с папской курией) синод в Лизьё принял решение о низложении архиепископа Може. Вильгельм фактически председательствовал на заседании синода, низведя папского легата до роли статиста. Може вместе с сожительницей и любимым сыном отправился в изгнание на остров Гернси. Освободившись от церковной должности, столь мало пригодной для него, он окончательно отринул поверхностно усвоенные христианские обычаи и вновь обратился, как сообщает Вас, к своим скандинавским богам. Тор стал для него семейным божеством, и к нему он взывал в своих молитвах. Викинг, лишенный корней, он провел свои последние годы в бесцельных плаваниях среди прибрежных островов Нормандии. Однажды летом, плывя обычным своим манером, в нетрезвом виде, к побережью Котантена, он упал в море и, запутавшись в собственной кое-как надетой одежде, утонул. Его совершенно голое тело нашли между двумя острыми выступами скалы.
Може был последним нормандским архиепископом из числа представителей герцогской фамилии. Вильгельм, отказываясь от этого устоявшегося обычая, открыто заявлял о своей готовности сотрудничать с Церковью в деле ее реформирования. В то время среди правителей таких было немного. Лидеры движения за церковную реформу, Гильдебранд, Гумберт из Муайянмутье и их друзья, вскоре стали рассматривать герцога Нормандского как поборника их идей. В качестве преемника Може Вильгельм одобрил (а возможно, также и предложил Риму при посредничестве Ланфранка) прелата с Рейна или из Шампани по имени Мориль.
Весь жизненный путь этого человека, уже немолодого, простого и аскетического по своим привычкам, связывал его с новаторскими элементами Церкви. Бывший воспитанник школ Льежа и Реймса, он сам преподавал в Хальберштадте. Будучи монахом в Фекане, он обратил на себя внимание своим литературным талантом, так что именно ему поручили сочинить эпитафии, высеченные золотыми буквами на могилах Роллона и Вильгельма Длинного Меча. Затем он несколько лет провел в Италии, где его реформаторское рвение было вознаграждено предоставлением должности аббата в монастыре Святой Марии во Флоренции. Однако, пытаясь установить в этой обители строгие монашеские порядки, он натолкнулся на ожесточенное сопротивление своей братии, которая будто бы даже пыталась отравить его. Возвратившись в Фекан, он прослыл там исповедником веры и святым.
Умный, рассудительный, искренне желавший исправить нормандское духовенство, он не располагал необходимыми для этого средствами и не мог ничего сделать без герцога, а тот, в свою очередь, в известной мере зависел от епископата и аббатов герцогства, которых намеревался реформировать: в качестве вассалов епископы и аббаты должны были оказывать ему финансовую и военную помощь. И действительно, на протяжении пятнадцати лет, пока продолжалось архиепископское служение Мориля, герцог, почти постоянно ведя войну, с трудом мог обходиться без денежных сумм и воинских контингентов, предоставляемых ему его духовными вассалами.
Став на путь реформы, Мориль, среди прочего, вел кампанию против того, что называлось николаизмом, то есть против обзаведения семейством лицами духовного звания. Этот аспект реформы всегда наталкивался в Нормандии на упорное сопротивление. Даже сам Ланфранк избегал вторгаться в эту область. Симония, превращавшая церковное служение и косвенным образом отправление культа в коммерческое предприятие, представлялась Морилю главным пороком современной ему Церкви, искоренение которого было абсолютно необходимо. Эта радикальная концепция основывалась на анализе природы Церкви, тогда как другие сторонники безбрачия духовенства оперировали моральными категориями, привнося в сферу чувственных, половых отношений аскетический идеал христианской бедности. Экономические соображения, осмысление хозяйственной эффективности реформы на практике оправдывали их доктрину, подкреплявшуюся влиянием устава монашеской жизни. И тем не менее потребовалось более полувека, чтобы она восторжествовала среди большей части высшего духовенства (с начала XII века предусматривались санкции против женатых священников), а в англо-нормандском регионе — еще больше.
В 1054 году синод духовенства Аквитании, состоявшийся в Нарбонне, еще раз подтвердил рекомендации относительно «Божьего мира». Обобщив ранее провозглашенные принципы, он заявил, что «христианин, убивающий другого христианина, проливает кровь Христа» — утверждение, предвосхищавшее, несмотря на свой декларативный характер, будущую эволюцию церковной идеологии[19]. Подобного рода решения были приняты и на провинциальном соборе в Кане в 1061 году, в котором участвовали Мориль и Ланфранк, а председательствовал сам герцог Нормандский. Правда, особое внимание здесь было уделено проблемам собственно Нормандии; так, собор повторил предписания относительно «Божьего мира», оглашенные в 1047 году. Одновременное присутствие герцога и архиепископа, их непосредственное участие в дискуссии усиливали политический смысл происходящего, наглядно демонстрировали влияние светской и духовной властей на жизнь герцогства. В глазах современников подобная организация мира основывалась не столько на юридических принципах, сколько на личной воле человека — отсюда и популярность Вильгельма среди его народа, и тот ужас, который охватил людей, когда спустя тридцать лет смерть унесла их герцога... Собор в Кане не оставил без внимания и такой аспект обеспечения мира и порядка, как комендантский час: предписывалось в установленное время гасить огни во всех городах и весях герцогства. Одновременно предусматривались новые санкции против воров. Кроме того, в обязанность духовенства вменялось пребывание в местах их церковного служения, что налагало серьезные ограничения на непоседливых прелатов, резиденции которых располагались вдали от крупных городов.
