На этот раз Зель едет с ней. Они выходят на Чалк-Фарм. У метро собралась толпа с плакатами: «СПАСИТЕ НАШ ДОМ».
Пердита и Зель пробираются сквозь толпу. Вот парень с мегафоном. Вот конная полиция. Пердита спрашивает, что происходит, у молодой женщины с плакатом в руках.
– Какой-то богатый мудак покупает весь микрорайон.
Потом она видит Лео, который сердито кричит в телефон. Она говорит Зелю:
– Вот он.
– Это он? Лео?
– Не узнаешь?
– Без волос – нет. И он сильно поправился.
– Он меня увидел. Подожди меня здесь. Я тебе напишу эсэмэску.
Пердита бежит через дорогу. Лео наблюдает за ней. Она красивая, думает он, она сама не понимает, какая красивая. Сейчас он встречается с русской манекенщицей, которая рекламирует нижнее белье и курит электронную сигарету во время секса.
– Хорошо, что вы пришли, Миранда, – улыбнулся Лео. – Я подумал, что если вы будете стажироваться у нас, вам надо быть в курсе нашего следующего проекта. Грандиозное здание, да?
Толпа начала скандировать: РУКИ ПРОЧЬ! РУКИ ПРОЧЬ!
– Давайте-ка мы войдем внутрь, – сказал Лео. – Охранники справятся и без нас.
Он легонько подтолкнул Пердиту к дверям.
– Доброе утро, мистер Кайзер, – сказал охранник на входе. Лео расслабился. Он вернулся в привычный мир, где у него все под контролем.
– Позвольте мне провести для вас небольшую экскурсию, Миранда. Раньше здесь было депо для разворота трамваев. Трамваи не приспособлены для езды задним ходом, и они разворачивались на большом круге – прямо здесь, где сейчас концертный зал. Впечатляет, да?
Пердита рассматривала афиши в рамках на голых кирпичных стенах. Цирк, театр, музыкальные группы… и тут увидела: Мими на сцене Раундхауса. Она не слушала Лео. Он этого не заметил.
– В подвале, прямо под нами, оборудован машинный зал: шестерни, цепи, двигатели, чтобы вращать поворотный круг. Долгое время это был зал для спектаклей и концертов, но теперь пришло время для новой жизни. Давайте поднимемся на галерею.
Он положил руку ей на плечо и проводил к лестнице.
Снаружи раздался рев полицейских сирен.
– Почему вы хотите снести это здание?
– Здесь хорошее место, но на его содержание уходит много бюджетных денег. Нельзя вечно рассчитывать на государственные субсидии. Бюджет не резиновый, как бы нам этого ни хотелось. Приходится привлекать личные средства частных предпринимателей. Я построю здесь небольшой театр и квартал недорогого жилья – все-таки я социально ответственный человек. Также я собираюсь построить две жилых башни класса «люкс». Это будет один из самых красивых и современных кварталов Лондона.
– Тогда почему они протестуют?
– Людям не нравятся перемены, Миранда. Такова человеческая природа. В наше время большие деньги воспринимаются негативно. Эти люди, которые там митингуют, не платят налоги – или платят, но очень мало, – однако они ненавидят таких, как я, кто действительно поддерживает страну. Я пытаюсь спасти это место, но они этого не понимают. Вот вы окончили экономический факультет… в Гарварде, вы говорили?
– Нет, – сказала Пердита.
– А у меня отложилось, что в Гарварде. Вы сами поймете, когда станете делать хорошие деньги, как часто приходится сталкиваться с общим непониманием. Я пытаюсь помочь этим людям, а они считают меня тираном и самодуром.
Лео с Пердитой поднялись на галерею. Лео перегнулся через перила и посмотрел вниз.
– Видите сцену? Здесь состоится последний концерт. Такова договоренность: полностью оплаченная прощальная неделя различных культурных мероприятий и большой музыкальный вечер в последний день. Все сборы пойдут в фонд «Спасем детей». А потом будем тут все убирать. И отстраивать заново.
– Почему вы хотите снести это здание?
– Мы повторно используем все викторианские кирпичи.
– Почему вы хотите снести это здание?
– У нас есть утвержденный проект.
– Почему вы хотите снести это здание?
– Что вы заладили: почему, почему? Это такая американская шутка? Вы же из Новой Богемии?
– Мими здесь пела, да? На этой сцене?
Лео смотрел прямо перед собой.
– Тогда мы с ней были женаты.
Он отошел от перил и направился к лестнице.
– Я просто хотел показать вам здание.
Когда они спустились вниз, к Лео подошел охранник с рацией в руке.
– Вас дожидается человек, назвавшийся Ронни.
– Ронни?
– Говорит, он художник. Из Нью-Йорка. Там, на улице.
Лео выглянул в окно. У входа стояла толпа демонстрантов. Среди них выделялась низкорослая фигура с плакатом: ХУДОЖНИКИ ПРОТИВ МЕРЗАВЦЕВ.
– Это Рони Хорн, и она женщина. – Лео распахнул дверь и вышел на крыльцо. Он протянул руки и заулыбался. – Рони! Рони! Какая честь для меня!
Рони Хорн грозно нахмурилась и сказала:
– Вы говорили, моя водяная стена будет фонтаном в общественном парке. А теперь выясняется, что вы собираетесь сделать водораздел между бедными и богатыми. Хотите устроить людям пытку водой?
– Мы скорректируем планы, – сказал Лео, – не беспокойтесь! Какая честь! Можно мне с вами сфотографироваться? Джерри! Джерри! – Лео помахал рукой с телефоном одному из охранников, придвинулся ближе к Рони и попытался ее приобнять. Она сердито его оттолкнула.
– Я приехала протестовать!
Толпа взорвалась одобрительными криками и вновь принялась скандировать: РУКИ ПРОЧЬ! РУКИ ПРОЧЬ! РУКИ ПРОЧЬ! Настроение Лео изменилось мгновенно.
– Разве я не купил у вас эту стену воды? Или я что-то не понял? Разве вам не заплатили?
– Мне заплатили, – сказала Рони. – Но меня не купили.
– Если я покупаю у вас картину, и вам не нравится, где я ее повесил – это ваши проблемы. Если я покупаю у вас стену воды, и вам не нравится, где я ее размещаю – это ваши проблемы! Знаете, почему вы, художники, можете позволить себе громко кричать о своем благородстве? Потому что такие, как я, оплачивают ваши счета.
Пердита встала за спиной Лео.
– Не говорите с ней в таком тоне!
Лео резко обернулся к ней:
– Да кто ты такая вообще?
Пердита посмотрела на Лео. Она ничего не сказала. Она просто смотрела на Лео, и он поморщился, словно она влепила ему пощечину. Ему показалось… почти показалось… но нет. Просто он думал о Мими. Кто-то бросил кирпич. Кирпич? Прошлое ударило его по лицу, как кирпич.
Он попытался заговорить, но лицу было больно. Толпа возмущенно рванулась вперед, когда полицейские попытались выдернуть брезент из-под группы протестующих, сидевших на земле перед входом.
