В то же самое время солдаты стран Британского Содружества проклинали голландцев за их надменность, вопиющее отсутствие боевого духа и приверженность «Реальной политике»[5] в вопросах капитуляции. Наступил момент, когда падение духа и дисциплины привело к драке между британскими и голландскими военнослужащими. Английскому полковнику, попытавшемуся разнять дравшихся, сломали челюсть. Позднее во время войны военнопленных голландцев станут считать фактически заговорщиками, идеальными заключенными, которые редко пытались оказывать сопротивление.
Но в Паданге большинство британцев и голландцев, по-видимому, странным образом смирились со своей участью. В пропагандистских радиопередачах под фанфары возвещали о том, что Ява и Суматра уже полностью захвачены японцами. Это было неправдой, но должностные лица в Паданге целиком проглотили эту ложь и преждевременно смирились с неизбежным. Хотя в рамках общей картины эта пассивность была, вероятно, благоразумной, многие беглецы оказались в ловушке, что после невероятных усилий, с которыми они добирались до Паданга, вызывало разочарование. Люди спали, не раздеваясь и не разуваясь, готовые бежать при первом же предупреждении о приближении японцев. Но этого предупреждения не последовало.
В течение недели в водах возле Паданга ходил британский крейсер, на котором ожидали кодового сигнала о заходе в порт. Но британский консул, ожидавший, что город возьмут японцы, сжег шифровальные книги. Из-за этого никто не мог составить других планов встречи находившихся в Паданге беглецов со спасателями. Когда Фрэнк и его товарищи узнали об этом, их гнев на командиров, и без того доходивший до крайности, достиг новых высот. Фрэнк уже потратил месяцы на устранение, одного за другим, дефектов радарных станций, пока британские самолеты гибли в небе над Сингапуром, что было прелюдией к сдаче британской крепости, которую считали неприступной. А теперь военные не могли даже послать радиосигнал на спасательное судно, которое крейсировало поблизости.
Последний человек, покинувший Паданг, ускользнул 8 марта, в день, когда Фрэнк только-только взял курс на город. Полковник Уоррен приказал восемнадцати военнослужащим совершить бросок, поскольку считал, что эти люди будут более полезны, если продолжат вооруженную борьбу в других местах, чем если сдадутся на милость захватчиков. В группу входили шестнадцать британских офицеров, в том числе Брук и Кларк, парень из разведки, передавший наконец японских военнопленных по прямому приказу Уоррена, и пара «азиатов». Замаскировавшись под местных жителей с помощью соломенных шляп, они бежали под покровом темноты на маленькой рыбацкой лодке, спрятав запасы горючего под пальмовыми листьями. Один из японских разведывательных самолетов все же засек лодку и атаковал ее, но беглецам удалось уцелеть и уйти на Цейлон, что было довольно удивительно[2].
Когда оставшиеся на берегу узнали о полуночном побеге, эта весть пробудила свежие воспоминания о несправедливостях, свидетелями которых люди были при посадке на спасательные корабли. Что делало бежавших более ценными? Почему их жизнь надо было спасать, а остальных без борьбы обрекать на плен и, как полагали оставленные на берегу люди, неминуемую смерть или заточение? Эти вопросы составляют суть войны, и те, кто признал этот аспект военной реальности, хладнокровно принимали свою участь. Фрэнк никогда не писал о чувствах, которые вызвали у него эти вопросы, но он едва ли был полным боевого духа ветераном. Вероятно, на Фрэнка и его сверстников, находившихся в тех же чинах, просто величественно плюнули, хотя Фрэнку и не свойственно было жаловаться на превратности судьбы.
Ситуация сложилась сюрреалистическая, и небольшое землетрясение, случившееся в Паданге, где люди ожидали избавления, сделало ее еще более безумной[3]. После того как они в давке вырвались из Сингапура, были вызволены с Помпонга и всеми правдами и неправдами пересекли Суматру, чтобы достичь этого обетованного оазиса, Фрэнк и другие теперь сидели, беспомощно ожидая, когда исчезнет последняя возможность убраться из Паданга. За город не будут сражаться. Вместо подготовки к отражению атаки голландцы сосредоточили внимание и силы на том, чтобы никто из беглецов не ушел. В городе были маленькие туземные лодки и буксиры, что очень напоминало ситуацию в гавани Кеппел, но голландцы перекрыли к ним доступ. «К нашему ужасу, – вспоминал Фрэнк, – власти гражданского порта отказались передавать нам права собственности на эти суденышки из страха перед возмездием японцев. Голландцы даже привели лодки в негодность». Горстка людей стучалась в двери и окна системы, добровольно вызываясь патрулировать гавань и предотвращать кражу лодок. Когда их приняли на службу, они нашли судно, с которым могли справиться, и ушли в море.
Одной группе примерно из двадцати пяти беженцев, среди которых были артиллерист и бывший брокер фондовой биржи Джон Пёрвис и сержант-сапер австралиец Стрикконо, удалось украсть джонку и выйти в открытое море. Но после шести недель плавания их задержало голландское судно и вернуло в Паданг, согласно приказу японцев. «После всего, что мы вынесли, это было самым большим разочарованием, – вспоминал позднее Пёрвис. – Боюсь, я плакал, когда рассказывал товарищам о том, что всему конец, потому что голландцы предали нас»[4].
В эту атмосферу безнадежности и направлялась пойнтер Джуди.
«Когда поезд, на котором путешествовали выжившие с «Кузнечика» и «Стрекозы», выехал на вершину холма, с которого открывался сверкающий вид на Паданг и берег Индийского океана, кто-то из пассажиров завопил: «Море!» «Какой это был замечательный вид! – вспоминал Лонг. – Первый луч надежды почти за месяц». После ночного путешествия поезд ранним утром 10 марта прибыл на станцию. Он еще продолжал двигаться, когда люди начали помогать друг другу высаживаться и бомбардировать всех встречных вопросами о том, как отплыть на следующем судне.
Надежды беглецов разбил убеленный сединами местный житель. «Последнее судно только что отплыло, так что вы опоздали». Если говорить точно, «Пелаго» отплыл девять дней назад, а не «только что». Но, в сущности, заявление старика было правильным. После того, что перенесли члены этой группы, критически важная задержка в Сингкепе и Ренгате стоила им всего.
Когда люди доложили изумленному полковнику Уоррену о своем прибытии, тот проявил сочувствие к их участи, но был резок. Уоррен заявил: даже не думайте о сопротивлении – о капитуляции уже договорились; не пытайтесь красть лодки у местных жителей – это равносильно самоубийству; кто хочет, может возвращаться в джунгли (это, учитывая только что совершенный беглецами поход, вряд ли было возможно).
Беглецов, казалось, коллективно ставили на колени. «Уныние и отчаяние овладели всеми», – вспоминал Лонг. По словам Сирла, Джуди, по-видимому, ощущала подавленность своих друзей. Собаки на такое вполне способны. Это было одним из эволюционных изменений, которое привело к одомашниванию: людям нравилось, что другое существо рядом могло понимать их чувства. Вероятно, Джуди, несмотря на истощение, пыталась быть особенно дружелюбной и внимательной собакой и старалась ободрить людей, поднять их дух. Словом, она вела себя так же, как и всегда.
