Между мной и девчонками пролегли световые годы. Как давно все это кончилось для меня: озорство духа, милые глупости, завораживающие свинячества. В возрасте Лизелотты кровь нуждается в адреналине, мозг – в смене впечатлений, а тело – в активном образе жизни. Я испытал настоящее облегчение: слава богу, хоть этот грех не будет камнем висеть на моей шее.
А тут еще Боб Мортимер с явным любопытством спросил меня, в чем секрет моей второй молодости? Я похолодел: вот вам и еще один звонок перед сменой декораций. Предстоит новое действие, а я не знаю не только новой роли – как будет развиваться сюжет. Недалек день, когда придется сматывать удочки. Только как же это сделать, чтобы не опоздать?
Одна и та же мысль теребила меня, как растревоженный нерв в зубе: черт с тобой, Руди Грин, но что будет с девчонками? Это ведь не кто иной, как ты, сбил их с панталыку! Ты подумал, что их ждет?
Как ни гнал я от себя чувство вины, оно было настолько паскудным, что я не выдержал и рассказал обо всем Ксане. Отношения у нас с ней сложились на редкость доверительные и интимные. И не только в постели. Ночная исповедь двух заблудших, нуждающихся в доверии душ привела к тому, что мы понимали друг друга с полуслова. Больше того – с одного взгляда. Неужели это тоже – последствия полученной мной травмы?
Ксана постаралась рассеять мои страхи:
– Руди, для каждой из нас квартет стал пробой сил. Неужели вы думаете, что, если бы не встреча с вами, мы бы не совершали ошибок?
– Может, ты и права, но это ничего не меняет.
– Уверяю вас: никто из нас ни о чем не жалеет, Мы прошли с вами настоящую школу жизни…
Позавчера она пришла на репетицию первой.
– Руди, меня ищут…
– Что ты имеешь в виду?
Я, конечно, сразу понял, о ком идет речь, но сделал вид, что никак не соображу. Хотел выиграть время и решить, как себя вести.
– Не надо, – в глазах ее был укор. – Я не о себе… Мне стало стыдно.
– Если они найдут меня, они и вас не оставят в покое…
Лицо у нее было грустным и потерянным. Но ни она, ни я не знали, что беда настигнет нас так скоро…
Ночью меня подняла на ноги телефонным звонком Лизелотта.
– Руди, она наглоталась таблеток! – Голос ее бил истерикой, как током.
– Кто? О ком ты говоришь? – взревел я, вскакивая с постели.
– Эта японская дура… Сунами!
– Когда это случилось? – Я уже лихорадочно одевался, путая рукава и никак не попадая пуговицами в петли.
– Я уже вызвала «скорую»… Погодите, кто-то стучит в дверь…
Послышались голоса и шум. Минут пять трубку никто не брал. Я орал в нее, стучал ею по столу, ругался, проклинал. В висках, словно набегающие друг на друга колеса, стучали удары пульса. Наконец я снова услышал вконец испуганный голос Лизелотты:
– Это они… Они ее взяли…
– Кто? Куда?.. Ты что, оглохла, балда?
– Санитары!
Выскочив на улицу, я стал ловить такси. Мне казалось, прошла целая вечность, пока автомобиль въехал на больничную стоянку. Выскочив из него, я подвернул ногу.
Сердце било пожарным колоколом: сопливая девчонка! Истеричка! Кто бы мог подумать? Почему все должно было кончиться так, а не иначе? Неужели всю оставшуюся жизнь мне придется винить себя?
«Это ты виноват, – зло накинулся я на Руди-Реалиста, расхаживая из угла в угол по больничному коридору, – ты, и никто иной! А вот расплачиваться придется мне!.. Дерьмовый нарцисс, подонок, запутал наивную, еще не соображающую что к чему девчонку! Ей еще жить и жить!»
Мелькали белые халаты сестер. Пронесли, вернее, прокатили мимо носилки с только что привезенной жертвой автокатастрофы. Желтушный ночной свет, гудение кондиционеров, слежавшийся запах лекарств и дезинфекции. Я закрыл глаза и отключился…
«Сукин сын, бабуин, извращенец несчастный! Это ведь благодаря тебе я, Фауст вонючий, продал душу собственной гордыне. Недотрахал, видите ли, недополучил! Недодали! Обделили! Бедняга, ах как жаль самого себя, как хочется плакать, жаловаться, искать сочувствия! Отольется же тебе это в будущем, Руди! Ну и наплачешься же ты! Думаешь, сбежишь? Не надейся! От себя не скроешься! И не помогут тебе никакие отговорки, потому что вина – это присутствие Бога в человеке. Вышвырни ее из души, и вместе с ней ты выгонишь Бога. Но что страшней – еще до этого он откажется от тебя сам. Из человека ты станешь человекоподобным…»
– Руди, это мы, – послышались где-то рядом голоса моих девиц.
Дежурная медсестра была немногословна:
– Сэр, я вам уже говорила: скоро выйдет врач, и он вам все расскажет.
– Но каково ее состояние? – спросил я, еле сдерживаясь.
– А кто вы ей, собственно? Ее родители, кажется, в Японии…
Подошел дежурный врач, малый лет тридцати. Вид, наверное, у меня был еще тот, потому что он сразу сказал:
– Она будет в полном порядке, сэр. Отравление не очень сильное. К тому же ее во время привезли…
Когда я увидел Сунами на кровати под капельницей с физраствором, во мне что-то ухнуло вниз от жалости:
– Девочка моя, за что же ты это мне?
Она не ответила. Отвела взгляд. Я взял в свои руки ее ладонь:
– Через неделю мы должны были лететь в Европу…
Но она, словно не слыша меня, произнесла тихим голосом:
– Ксана сказала, что вы скоро уедете… Навсегда…
О боже! Когда же ты, наконец, повзрослеешь, старый кретин? Перестанешь быть циником-переростком, то и дело влопывающимся в душещипательный абсурд? Романтическим прохиндеем? Грошовым психологом из дамского романа? Шулером, способным обмануть лишь самого себя?
– Ты чудесная девочка, Сунами! – проглотил я тяжелый комок в горле. – Ласковая. Верная. Бесхитростная…
Она говорила, не открывая глаз. На лице двигались только губы:
– Вы – ни при чем, Руди. Я виновата сама. Вы хороший, добрый. Нежный. Я вас никогда не забуду… Просто я должна была сразу же уехать в Японию…
Неужели вот так, в один момент можно повзрослеть?!
Где-то совсем в другом измерении осталась наивная дальневосточная русалка из страны вишневых деревьев, кимоно и бумажных стен. Доверчивая, неуверенная в себе студенточка, еще стесняющаяся своих сексуальных проблем.
И вместо нее передо мной вдруг возникла умудренная опытом взрослая женщина. Та, что познала горечь жизни, но зато уже полная решимости, знающая, как поступать.
– Слушай, я не все могу тебе рассказать, но…
– Не надо, Руди. Ксана мне говорила… Про вашу болезнь… Что вы страдаете… Простите меня…
