Конструкция на ноге разболталась окончательно, и я осторожно развинтила и сняла железки, сложив их в пакет. Коленка выглядела не так, как двадцать лет до этого. Она стала похожа на полноценную ногу, только белые шрамы линиями и точками намекали на недавнюю операцию.
После ванны не стала звонить ни Андрею, ни Сергею Дмитриевичу. Перерыв бумажки у телефонного столика, нашла номер Ладочникова.
— Алло. Можно Ладочникова?
Женский голос вздохнул:
— Зачем?
— Поговорить.
— Девушка, он еще спит после дежурства.
— Тогда передайте, что беспокоила Настя. И, если можно, пусть он сначала мне позвонит, а не начальству.
— Хорошо, передам.
Я забралась на свою водную кровать, включила массаж и телевизор. Через пять минут перезвонил Ладочников.
— Насть, ты где?
— Дома.
— Ты в порядке?
— Можно сказать и так.
— Я буду у тебя через двадцать минут.
— Жду.
Говорить по телефону не хотелось. Через двадцать минут он стоял в моей прихожей, раздевался.
— А как тебя зовут, Ладочников?
— Костя.
— Очень приятно. Я в тот вечер, когда меня похитили, первое вспомнившееся имя назвала. Ты не знаешь, где Стерва?
Костя переобулся в тапочки и прошел в комнату.
— У Татьяны Степановны. Ты уже ходишь?
— Пытаюсь. Давай поговорим?
— Давай. Давно пора. Только поудобнее хотелось бы расположиться.
— Тогда на российский переговорный пункт — на кухню.
— Туда с особым удовольствием.
Ладочников налил себе супчику, приготовленного Людой, и наворачивал его с большим удовольствием.
— Ладочников, надежда ты нашей российской милиции, объясни, пожалуйста. Два месяца назад я становлюсь богатой наследницей, в масштабах России, конечно. Через пятнадцать дней после смерти Кати в моей квартире застрелили парня, причем даже его подельники не знают, какого черта он сюда полез. Неделю назад зарезали Григория на четвертом этаже. Меня похищают, и стоит такое похищение лично для меня четыреста долларов… А Леша, говорят, за это мероприятие миллион заплатил.
Костя, слушая меня, очистил зубчик чеснока, покрошил в суп.
— Он за себя заплатил.
Говорил сегодня Костя спокойно, устало. Вот такая работка у человека — то маскарад, то с инвалидами разговаривай в свое личное свободное время.
— Даже если и за себя. Ты представляешь, что это за сумма? Если тратить в день сто долларов, то хватит на тридцать лет, а если только по пятьдесят, то хватит на шестьдесят. То есть если в один месяц можно потратить только полторы тысячи, а в следующем четыре с половиной…
— Не напрягайся, он фальшивыми заплатил.
Я перестала чертить на салфетке цифры.
— Странно. Зачем он тогда у меня тысячу брал?
— Значит, фальшивых под рукой не было. Вкусный супчик. Я налью еще?
— Конечно.
Ладочников налил себе еще борща, заглянул в холодильник, плеснул в рюмку лимонной водки.
— Насть, отвернись, мне пить нельзя, я за рулем, и ты ничего не видела.
— Не видела, хотя зря ты с утра… Кость, а как раненые ребята? Виталик и другой, милиционер?
— Нормально. Виталик в больнице под круглосуточным присмотром наших, младших по званию эмвэдэшников. А парень, я, правда, не знаю, из какой он службы, но не мент, в пуленепробиваемом жилете был, два ребра от выстрела сломаны, нормально отделался.
— Ну и слава богу. Я так переживаю, что вокруг меня люди погибают…
— Они не вокруг тебя, они вокруг денег погибают. — Ладочников, поискав в холодильнике еще чего-нибудь для души и не найдя, сел за стол, заглянул мне в глаза. — Настя, я хочу тебе рассказать одну историю… Ты как к своему брату относишься?
— Никак. Не уважаю.
— Ну и хорошо. Точно суп не будешь? Тогда я доем… — Костя переставил с плиты к себе кастрюлю и навалил в нее сметаны. — История на первый взгляд к нашей ситуации отношения не имеет, но ты послушай…
В армии, после служебки, я попал в самое тихое место. Средняя полоса России, пять километров от районного центра, войска ПВО. С утра пробежка, затем занятия. Расчехлить-зачехлить, навести-отвести, протереть окуляры. Шучу.
В армии, как ты знаешь, не любят нацменов, евреев и москвичей. Не знаю почему, видимо, традиция. А сосед по койке мне попался как раз наполовину еврей и из Москвы, Генка Задорновский. Я думал, у него батяня, былинный богатырь, женился на какой-нибудь Иде Израилевне по расчету, а оказалось, наоборот, Генка в мать пошел. Отец, интеллигент потомственный, невысокий, худой, а мама его, Бэлла Цезаревна, комплекции Татьяны Степановны твоей… Ты, кстати, к ней приглядись, она… другая.
Я открыла рот для вопроса, но Ладочников погрозил пальцем.
— Потом, Насть. Так во-от. Сдружился я с Генкой. Тормозной он был абсолютно. Доходит до него на третьи сутки. Бывало, пятнадцать километров марш-броска, все падают на подходе к казарме, а он еще по плацу пробежится в сторону столовой, сядет за стол и только там понимает, что есть от усталости не может. Бил редко, но метко и сильно. Шуток не понимал вообще, но на всякий случай не обижался. Он по жизни такой расп… широкого характера! Из института со второго курса вылетел, на занятиях спал, а когда его преподаватель будил, объяснял, что ему очень скучно было. Откровенный парень. И служили мы нормально в части, без особых эксцессов. Дедовщина в меру, как положено, офицерский состав не обижает, к сержантскому мы попривыкли.
Отслужили полтора года, и в городке рядом с нами — ЧП. Представляешь — лето, в городе половина населения с утра на реке, на пляже. Там, естественно, детишки, мамаши и безработные любители пива. Не пляж, а демонстрация. Вот именно на нем и зарезали троих мужчин. Утром, часов в десять, их нашли… Мы бы в своей части об этом узнали через день из газет или по местной программе телевидения, но днем к нам приехала комиссия. Оказалось, что трое убитых являлись большими армейскими чинами.
Приехавшую из Москвы комиссию поразил сам факт присутствия всех троих мужчин в одном месте. Троих генералов, между прочим, из разных родов войск. Не могло такого случиться ни по какой теории вероятности и невероятности. Что они там делали — никто не мог сначала объяснить. Жены пересказали то, что им наврали мужья — поехали на охоту. Комиссия решила разобраться, что за охота такая, если в местных лесах обыкновенного лося и то не каждый год видят, не говоря уже о кабанах или еще какой живности, в это время года абсолютно линялой. Да и вообще не охотничий сезон.
Короче, через сутки выяснилось, что зарезанные генералы вложились в местную промышленность. Инвестировали заводик по производству чего-то химического. Инвестировали на такую сумму, что завод закупил английское и германское оборудование и нанял обратно двести своих уже два года безработных сотрудников. Комиссия сильно заинтересовалась, откуда у пенсионных генералов взялись деньги и почему их именно теперь прирезали, если они все деньги вложили в производство.
