— Джиммочка! Никто не собирается писать тебе на ногу! — говорил в это время Чак. — Вот увидишь: под одной крышей с Тео и Джанис тебе будет хотя бы не так скучно!
— Конечно! — поддержал его Бэбифейс.
— Под старость лет мне такое… — пробормотал Джимми себе под нос, но тут увидел меня и сразу же прикусил язык.
— Ну что? Разве я не крутой парень? — сказал я. — Настоящий покоритель сердец.
Ча-Ча раздавил свою сигарету в пепельнице. И продолжал расплющивать её указательным пальцем, хотя она давно погасла.
— С ума сойти! — сказал Ча-Ча.
Теперь и Чак, и кореянка посмотрели на меня внимательнее.
— Йесса! — сказал мой друг и потёр себе нос. — Вот противоза польский! Ты что, ограбил галантерейный магазин?
— Не-е! — сказал Джимми. — Этот жалкий подкаблучник надушился моим виски из Кентукки!
— А я ничего такого не унюхиваю! — возразил Бэбифейс.
Я сказал:
— Кто поедет со мной в аэропорт?
— А розы? — спросил Ча-Ча. — Надо купить розы! Полный багажник роз!
— Боже, об этом я и не подумал!
— Сейчас всё устроим! — сказал мой друг. — Без паники, Тео! Большой Чак решит любую проблему!
— Ну, тогда пиши пропало! — сказал мой дядя. — Он купит в супермаркете эти японские резиновые деревца прямо из морозильной камеры. Такие уродцы называются бонсай. Я пошёл спать!
— Я тоже, — сказал Бэбифейс. — Спокойной ночи!
Мы уселись в «форд» Чака, а Ча-Ча сослали на грузовую платформу прицепа.
— Бедный парень! — беспокоилась кореянка. — Он ещё получит там простел!
— Да ну! — отмахнулся Чак. — Он и не к такому привык! Не веришь — спроси у Тео!
Мы сперва отвезли Ча-Ча домой. На прощание он ещё раз настойчиво напомнил мне:
— Розы, подари Джанис красные розы!
После этого мы отцепили дурацкий прицеп, оставили его на автостоянке возле дома, где жил Ча-Ча, и действительно поехали в супермаркет, как и предвидел Джимми, но там не оказалось ни одного букета роз, не нашлось даже тюльпанов, были только какие-то кладбищенские растения, а ведь в нашем случае речь шла о любви.
— Как же быть? — спросил я. — Через час она приземлится!
Кореянка, Арихуа Хочидацу, схватила меня за руку и подвела к стенду с украшениями и одеждой из Индии. Она сказала:
— Посмотри-ка! Платки!
Я положился на её выбор и купил фиолетовый платок из шёлка, на котором помещался весь космос: теснились звёзды, святые и боги — полумужчины, полуженщины, сидящие в позе портного на летающих блюдцах, — и всё это за каких - то десять долларов.
— Bay! — сказал я. — Это как будто специально для Джанис! Спасибо тебе, Арихуа!
По дороге в аэропорт я поставил мою любимую кассету — «Joe's Garage» — и принялся выкуривать пачку «Пэлл-Мэлл» — от начала до конца. Но это была не самая удачная идея, я становился ещё нервознее, а после пятой сигареты закашлялся.
В многоярусной парковке у аэропорта я объявил:
— Всё, бросаю курить, хватит с меня! Пора кончать!
— Слушай! Если ты бросишь курить, у меня кактус на ладошке вырастет! — сказал Чак. — Клянусь!
Рейс из Калгари опаздывал на двадцать минут. Мы с кореянкой ходили по залу прибытия взад - вперёд, как беспокойные муравьи, а Чак наскоро нацарапал на картонке плакатик «Джанис Руссель» и встал с ним у каната ограждения, примкнув к другим идиотам и состроив такую мину, будто он встречает президента канадской хоккейной лиги.
И вот она наконец, моя Джанис! Моя медсестра и массажистка! Она подкатила на тележке свой алюминиевый чемодан к автоматической стеклянной двери. Под длинным зимним пальто она была одета по-летнему — в джинсах и майке-и улыбалась ещё издали, а я спросил себя, понимает ли она, что я её обожаю.
Я бросился к ней с первым поцелуем на губах, но не помню, где были при этом мои руки. Я не мог поверить, что это действительно она, Джанис, здесь, в Виннипеге. Я прижался лбом к её лбу так, что наши носы соприкоснулись, и повторял её имя много раз как во сне.
— Тео, Тео, Тео… — вторила она мне.
Чак прозевал госпожу Руссель; он налетел на нас в тот момент, когда я развернул перед Джанис платок с индийским космосом, при этом мы то и дело прижимались друг к другу и целовались.
— Да хватит вам уже, — сказал Чак, — я тоже хочу!
— Ах ты, старый хрен! — осклабился я. — Возьми себя в руки!
Джанис оторвалась от меня и сказала:
— Привет, Чак!
— Хай! — ответил он. — А это Арихуа! Моя подруга!
— Целый комитет встречающих! — сказала Джанис.
— Хай! — сказала кореянка.
— Что мы тут стоим? — спросил Чак. — Поехали лучше в «Бер дэнс»! Выпьем чего-нибудь!
— Было бы лучше всего, — сказал я, — если бы вы просто отвезли нас с Джанис домой!
Джанис сказала:
— Я хоть и устала, но мы могли бы чокнуться с Бэбифейсом и дядей Джимми! Он сегодня так обрадовался, когда я ему позвонила!
— Вот подлец! — сказал я.
— Почему? — спросила Джанис. — Что-то не так?
— Нет, нет. Всё в полном порядке!
— Ну так поехали! — воскликнул Чак.
Я был ужасно рад, что мой приятель Ча-Ча не поехал с нами, иначе было бы ещё больше сложностей. А я хотел как можно скорее остаться с Джанис наедине.
Индейский квартал был уже погружён в сон. Только в нашем доме светились все окна, начиная от подвала и кончая чердаком.
Я открыл дверь, и мы услышали гудение пылесоса в комнате Джимми.
— Дядя! — крикнул я. — А вот и мы!
Мы пошли к нему в комнату. Он ослепил нас лучом карманного фонарика. Бэбифейс стоял на коленях и пылесосил под кроватью Джимми. Оба были одеты в пижамы.
— Добрый день, Джанис! — сказал мой дядя. — А мы тут как раз гоняем чёрных тараканов! Краснокожий! Можешь прекращать! Чудовища уже давно передохли!
Бэбифейс выключил пылесос и вскочил на ноги.
— Хай! — сказал он.
— Хай, индейцы! — ответила Джанис. — Как у вас дела?
— Совершенно очевидно, что всё хорошо! — сказал Чак.
После этой короткой встречи Джанис какое-то время разговаривала по телефону со своим отцом.
Чак открыл бутылку шампанского, и все знаки на небе указывали на то, что у нас намечается долгий совместный вечер. На следующей бутылке я потерял контроль над происходящим, и потребовались ещё целые часы, чтобы дядя Джимми так утомился от своего монолога про стрижку газонов, что уснул прямо за кухонным столом.
