Желая контролировать гражданина тотально, санаторий взял на себя заботу не только об удовлетворении материальных нужд больного, но взялся удовлетворить и его моральные нужды. Коллективная сострадательность «Ресторана Сердца», коммерческая сострадательность исполнителей-музыкантов и покупателей дисков Band-Aid — коллективное милосердие освобождает гражданина больного от личной ответственности. Санаторный человек одновременно труслив и аморален…
Утописты, мечтавшие, что у человека в обществе будущего будет множество свободного времени для творчества, для искусства, должно быть, переворачиваются в своих истлевших гробах. Искусство не только не развилось в обществе leisure time, но, напротив, исчезает прямо пропорционально повышению prosperity санаториев. Становится очевидным, что искусство есть привилегия страдающего, буйного, свободного внесанаторного человека. У домашних животных не может быть искусства.
Бесстрастная, сытая жизнь после смерти царит в Утопии. Несмотря на изобилие развлечений, она необыкновенно тосклива. В обмен на ровный санаторный климат Утопии гражданин вынужден жить в режиме ежедневного монотонного труда, Добровольного Подчинения и Дисциплины. Авантюра и Свободная Воля остались за стенами, вместе с Misère, Souffrance, Douleur и Историей. Парадоксальным образом всеми порицаемая Южная Африка, к примеру, не мертва, но живет в трагедии, в Истории, в Жизни…
Санаторная Утопия временна. Крайнее напряжение всех сил планеты для поддержания ее существования долго продолжаться не может. Наиболее достойные из «мутонов» вынуждены будут понять это и проснуться. К тому же, даже очень спокойным и послушным животным «хорошая жизнь» становится однажды поперек горла. Монотонный труд, переваривание пищи, мирный секс — прекрасные вещи, но они удовлетворяют лишь часть потребностей человеческого животного. Агрессивность человека также требует удовлетворения. Вырваться из теплого вольера, вытоптать красивые клумбы с цветами, разрушить административные постройки, запороть насмерть пастухов — тоже удовольствия, и очень высокого качества. Битва, опасность и смертельный риск так же нужны People (не говоря о возбуждающихся, для тех битва, борьба, схватка — единственная функция), как и покой, мир и «хорошее время». Легальных возможностей для ежедневного выпускания пара агрессивности у больных, населяющих санатории, нет. Полагаясь всецело на соблазны хорошей жизни, санаторная система их не предусмотрела. Но биологическая структура человека подчиняется лишь временному усыплению. Агрессивность (вспомним, это утверждал биолог Конрад Лоренц, вызвав бурю негодования сторонников домашнего человека) есть фундаментальный импульс в натуре человека. Свирепость последних мировых войн доказала, что человек не цивилизуется навсегда. Как и первое поколение от Сотворения мира, человеческие существа сегодняшних поколений нуждаются в возможности проявления своей агрессивности. В предсанаторных обществах человек (и возбуждающиеся, и People) мог это сделать в различных формах: участвуя в куда более мускулистых политических движениях своего времени, отправившись на колониальную войну… В санатории его все суровее карают даже зауличную драку. Общество, не использующее, но подавляющее агрессивность человека, никогда не будет стабильным. PAIX ATOMIQUE не есть защита от взрывов изнутри.
Прогресс не будет вовремя остановлен администрациями, и уничтожение планеты будет продолжаться.
Абсолютным Врагом санаторной цивилизации уже назван ислам. Однажды, детонированные или супер-Чернобылем, или войной со слаборазвитыми странами, санатории взорвутся. Серия страшнейших катастроф, экологических ли, вызванных ли оружием массового уничтожения, приведет (не может не привести) к периоду хаоса и «войны всех против всех». Предсказать, чем окончится война всех против всех,— невозможно. Однако появление «крепких мужчин в ЗЕЛЕНЫХ униформах, с железом подбитыми сапогами и дубинками в руках» — неизбежно…
Отдельные феномены в популярной культуре и (даже) в административной жизни санаториев, случившиеся в последние годы, позволяют увидеть, что санаторная УТОПИЯ уже далеко не всем нравится. Появились «протофашистские» (определение критика «Нью-Йорк мэгэзин» Дэйвида Дэнби) эпопеи «Рокки» и «Рэмбо» с супергероем Сильвестра Сталлоне, фильмы о сверхчеловеках, исполняемых Чаком Норрисом и Шварценеггером. Нигилистические антиутопические фантастические фильмы, действие которых происходит в будущем, самый представительный из них — киноэпопея «МэдМакс» (1, 2, 3…) с героем нигилистом-анархистом, одинаково противостоящим и «хорошим» и «плохим» коллективам.
Фильмы Сталлоне были плоско истолкованы критиками как очередной приступ комплекса неполноценности коллективного сознания Соединенных Штатов по поводу поражения в войне во Вьетнаме. Однако, отвлекшись от вьетнамской войны и преувеличенных психоаналитических клише, можно увидеть в героях Сталлоне, Норриса и Шварценеггера знакомый лик возбуждающегося. Их разрушительный гнев (в особенности героев Сталлоне) в не меньшей степени направлен против администрации, нежели против условных врагов: «вьетнамцев», «русских», «кубинцев», «варваров» времен постъядерной катастрофы или, как в фильме «Конан»,— «варваров» на заре истории. Вспомним нападение Рэмбо на «компьютер-банк», запланировавший его миссию, исполненное исступленной ярости. Американский патриотизм Рэмбо не должен смущать зрителя, это патриотизм нигилизма. Он сродни патриотизму русских террористов прошлого века, видевших в цареубийстве средство спасения и перерождения России. (Герой совершает свой подвиг, именно спасая Родину, свое племя от власти «плохой» администрации — от Дракона, Минотавра, Зверя.) В интервью «Нью-Йорк таймс» Сталлоне заявил:
«Я не right-wing, не left-wing[194], я люблю мою страну. Я защищаю ordinary[195]американцев, неудачников, каковые многие из них…»
В сущности, он «защищает» сильных, но подавленных людей из народа, ни в коем случае не жертв, но возбуждающихся, чей успех, реализация себя в санаторном обществе, где послушание — достоинство, невозможен или маловозможен. Конан, Мэд Макс, Рэмбо — мускулистые супермены-возбуждающиеся, не помещаются в контекст современной реальности санаторной жизни, потому они условно помещены в первые века истории, во времена постъядерной катастрофы, во «Вьетнам». По сути дела, им всем место в будущем, они — герои будущего восстания против санаторного режима, удобного для миллионов маленьких Шарло. Они — симптомы тоски возбуждающихся по свободе, симптомы того, что культ жертв начинает утомлять возбуждающихся.
В санатории Франции, где культура жестко управляется отборной кастой (подобно тому, как Брамины были кастой, удерживающей Знание в старой Индии), устарелый интеллектуализм не способен немедленно откликнуться на новые явления в жизни общества. Французские «жрецы культуры» замкнулись в своей кастовости, и поп-действительность им недоступна. (Новейшая французская философия напоминает непроницаемое облако пыли.) Они растерянны и нечувствительны. Культура во Франции всегда была намного старше общества. Но сегодня проникновение новых моделей героев в культуру затруднено как никогда. Потому феномен Сталлоне отсутствует в культуре (популярной или жрецов-интеллохратов. Исключение — «несерьезная» область: bande dessinée — комиксы), но заметен в активности Фронт насьеналь. Проще, разумеется, назвать ФИ «расистской партией» и тем отделаться от нее. Однако вместе с эколожистами (пусть они и не походят друг на друга, как день и ночь) ФН является (пусть она и не денонсировала ПРОГРЕСС) объединением, озабоченным не мертвыми идеологиями, но современностью: проблемами демографии и засильем касты администраторов (держателей скрижалей идеологий). Характерно, что ФН возник и пользуется популярностью в санатории с традиционно самой сильной администрацией в Европе. Безусловно, ни одна даже самая радикальная партия не состоит сплошь из возбуждающихся, однако присутствие их во Фронт насьеналь и среди эколожистов чувствуется. Скорее всего, ФН остепенится и станет еще одной партией администрации. Чтобы возглавить восстание мускулистых Рэмбо и Рокки против «компьютер-банков», ФН в ее настоящем виде не хватает многого. Однако ФН и эколожисты, несомненно, начали процесс, имеющий будущее.
