— Мне надо прилечь. — Он выскользнул из ее объятий и обмяк на полу.
Она подумала, что это не самое плохое решение. Земля была грязная и холодная, но по крайней мере не сырая.
Оставив его лежать, она начала вслепую ощупывать пол и стены и вскоре сделала неутешительно маленький круг. Подвал оказался крошечным, чуть больше гардеробной, но заставленный по большей части банками с помидорами и пастернаками.
Никакой другой двери. Ни одного окна.
Выхода не было.
Она вернулась обратно к Колину. Вытерев руки от пыли, она встала перед ним на колени.
— Повернитесь! — Если он будет лежать на спине, то, в конце концов, не сможет нормально дышать. Он послушно перевернулся, при этом, зацепив ее руки, так что она перевернулась вместе с ним, распластавшись на его груди, лицом к лицу.
Она почувствовала его дыхание, неестественно сладкое из-за опиума.
— О, я чувствую твою грудь, — сказал он, будто продолжал диалог. — У тебя великолепная грудь.
— Э… Спасибо.
— «Спасибо, папаша». Мне нравится, когда ты меня так называешь, — заговорщически промурлыкал он. — Называй меня «папаша».
— Хорошо, папаша. — Интересно, ей нужно стараться, чтобы он бодрствовал, или лучше дать ему проспаться? Она как-то слышала, что если в таком случае человек уснет, то может никогда не проснуться, так что она потрясла его за плечо: — Просыпайтесь, Колин! Просыпайтесь, папаша! Он обхватил ее руками, крепко прижав к себе и уткнувшись носом в ее шею.
— Ты так хорошо пахнешь. Ты всегда хорошо пахнешь. Она уткнулась кулачками в его грудь и попыталась отодвинуться, но он держал ее слишком крепко. Он прижал ее к себе, лицом к лицу. Она почувствовала, как ее пронзил огонь желания. Как не вовремя.
Впрочем, это отличный способ согреться. И к тому же так ей легче будет следить за тем, чтобы он не уснул.
«Браво! Оправдать страсть таким рациональным объяснением! Да, думаю, это вполне уместно!»
Темнота сыграла с ней злую шутку. Она никогда не боялась ее. На самом деле ей даже нравилось, когда темнота укрывала ее от надоедливых глаз и освобождала ее от обязанности носить маску.
А теперь это ощущение свободы смешалось с ощущением опасности, а все вместе здорово стимулировало воображение. Колин с кувалдой в руках, с обнаженным торсом, блестящим от пота в заходящих лучах солнца. Колин, ласкающий ее грудь в ночи. Колин, сейчас лежащий под ней, прижал ее к своей груди, словно высеченной из гранита, его горячее дыхание обжигает ее шею и ухо.
Не в силах остановиться, она начала извиваться на его теле.
— Ммм… — Он обхватил руками ее спину. — Груди…
Она поцеловала его. Его губы были теплые и поначалу немного вялые, хотя мгновением позже он включился в процесс. Она подняла голову, выдохнула.
— Бывало и лучше, папаша.
— Твой рот…
Она потрясла его.
— Так что там с моим ртом?
— Кра… сивый рот.
Она, польщенная, улыбнулась:
— Я могу сделать кое-что… этим ртом.
— Пруденс…
— Да? — Она улыбнулась. — Да, папаша?
— Я слышу дождь.
Пруденс вздохнула:
— Да. Буря в самом разгаре.
Но шторм снаружи не шел ни в какое сравнение со штормом, бушевавшим в ее сердце.
Колин плыл по течению. Над ним шел дождь, но он не чувствовал его. Из неясного видения перед ним возникла Пруденс. Она подняла руки, вздернула подбородок и подставила тело потоку. Дикие капли ударяли по ней, так что она едва могла переводить дыхание. Ужасная сила стихии заставила ее смеяться, задыхаясь.
А потом, во вспышках молнии, он ясно увидел ее. Он почувствовал, как холодные капли ударили по нему, почувствовал запах грозы. Пруденс стояла под открытым небом, лицо открыто стихии, широко раскинув руки, словно дикий язычник.
Он кинулся к ней, но ноги скользили в грязи, и он никак не мог прикоснуться к ней. Она не отвечала ему, лишь запустила руки в волосы, потоком струящиеся по ее спине.
— Пруденс!
Наконец она выпрямилась, повернулась к нему. Его ноги нащупали твердую землю. Он схватил ее за плечи, она улыбнулась.
Это была дикая, полусумасшедшая улыбка, которая остановила его. Она превратила ее простенькие черты в изысканные, сделала ее серые глаза блестящими, словно серебряные ворота в иной мир. На какое-то мгновение ему показалось, будто он нечаянно похитил сказочное создание, и вот оно оказалось в его руках.
— Разве это не замечательно? — спросила Пруденс и положила холодные, мокрые ладони на его скулы. — Чувствуешь силу?
На мгновение он вдруг почувствовал то же самое, что и она. Он почувствовал, как бушуют деревья, как будто бы они собирались высвободить свои корни и начать танцевать.
Потом он почувствовал прикосновение волос к шее и услышал резкий звук, что доносился как будто бы прямо из его сознания. Не успев ничего сообразить, он обхватил руками Пруденс, повалил ее на обочину дороги и покатился вместе с ней к маленькому ручейку, который появился на дне канавы из дождевых потоков, и тут ужасный звук расколол мир пополам.
Он оказался на ней. Изумленный, он вдруг понял, что ее руки обнимают его, чувствовал на спине ее пальцы сквозь ткань плаща. Она расслабила руки и медленно провела ладонями по его телу.
Шум стал не таким раздражающим, он вдруг узнал этот мягкий звук. Горячее дыхание обжигало его скулу. Он раздвинул ее ноги своим коленом и почувствовал жар, исходящий из ее лона. «Куда же подевались ее юбки?»
Одной части его тела было холодно, очень холодно. Но другой его половине, которая соприкасалась с ней, было жарко. Между ними не было ничего, кроме мокрой одежды.
Она была словно влажная нимфа в шелковых простынях, она льнула к нему всем телом.
Он держал ее грудь в руках, в своем рту, спелую и тяжелую. Ее соски напряглись от возбуждения, когда он начал их сосать, пробуя на вкус снова и снова.
Ее мокрая рука вцепилась в его волосы, прижимая голову ближе к ее извивающемуся телу. Он дернулся вниз, оставив ее грудь с обещанием вновь вернуться к ней, поцеловал подтянутый, мокрый живот и слизнул воду из пупка. Потом раздвинул шелковые губы своим языком.
Ее движения стали неистовыми, когда он поддразнивал и пробовал ее на вкус, ее тело задрожало и выгнулось, она выкрикнула его имя:
— Колин… Колин, я хочу тебя. Пожалуйста… пожалуйста!
Он двигался над ней, любуясь своей красивой, влажной нимфой. С его волос струилась вода и падала на лицо.
Он пил эту воду. Она выкрикивала его имя и обвивала ногами его бедра, ее пальцы были все еще в его волосах.
Она была горячая и упругая. Каждое движение, каждое прикосновение, каждая мольба заводили его, он начинал двигаться быстрее на ней, на его великолепной, сочной Пруденс.