с кроватью начинает истошно звенеть будильник. Я тянусь, чтобы отключить его, но не дотягиваюсь. Лука тянется к нему и бьет по будильнику, от чего он падает на пол и разбивается. Лука поворачивается ко мне, его взгляд сверкает диким огнем. Весь в напряжении, каждый мускул его тела вызывает во мне трепет. Действительно, дьявол во плоти.
— Нужно привести тебя в порядок, — Лука поднимает меня с постели, и я обвиваю его бедра ногами, пока он несет меня в душ. Одной рукой поддерживая меня за бедро, он медленно стягивает мою тонкую футболку, оставляя меня обнаженной. Он неловко поворачивается, чтобы включить воду, не прерывая поцелуев, осыпая ими мою шею и подбородок.
Наши губы соединяются, я ощущаю на нем свой вкус. Жадно забираю все, что он готов мне отдать, в каждом поцелуе — столько страсти, словно это последний раз. Он плавно вводит в мою киску свой член, позволяя гравитации притянуть меня к нему. Невероятное пробуждение, когда он прижимает меня спиной к холодному кафелю душа, пока горячая вода стекает по его плечам, как будто он защищает меня от резкого контраста температуры.
Лука удерживает мои бедра, пока я раскачиваюсь взад-вперед на его члене, доводя его до полного блаженства. Провожу пальцами по его мокрым волосам, пока мы страстно целуемся в рот попадает вода. Этот мужчина заводит меня, и все, что я могу сделать, скакать на его члене, как хорошая маленькая шлюшка, которую он хотел с самого начала.
— К такому пробуждению можно и привыкнуть, — вздыхаю я, пока он двигается внутри меня. Глухие шлепки раздаются от движения наших тел, несмотря на шум воды.
Он ухмыляется той знакомой самодовольной улыбкой, прикусывает мою нижнюю губу и обхватывает шею ладонью. Я едва дышу, но в этом жесте — столько обещаний. Лука знает, как обращаться с моим телом, он знает, как трахнуть меня, что я буду думать о нем весь оставшийся день. Правильно или нет, но он все больше заполняет мои мысли, и мне все труднее от него отгородиться.
— Мне нравится, когда ты такая покорная. Хорошая, блядь, маленькая девочка, — произносит он, усиливая хватку. Мои ноги болтаются по обе стороны от его бедер, и я подстраиваюсь под ритм его толчков.
С Лукой я чувствую себя живой. Он — единственный, кто видел меня настоящую: злую, одержимую местью, готовую лгать и манипулировать. И он принимает меня, даже в ущерб себе. Я скачу на его члене, задыхаясь под его крепкой хваткой, и мне все равно. Сейчас я могла бы умереть самой счастливой женщиной на свете. Никакого отвращения к себе, никакой неуверенности. Потому что моему телу это чертовски нравится.
— Лука… — простонала я, — Я близко.
— Я тоже, милая, — отвечает он, и мысль о том, что он заполнит меня, что будет внутри, доводит до края.
Вскрикнув, я кончаю, бессильно падая к нему на грудь, молясь, чтобы он меня удержал, потому что сама я точно не могу. Его лицо прижимается к моему уху, я чувствую его толчки внутри, как он кончает, и женская гордость расползается по мне. Он зависим от меня не меньше, чем я от него. И я невольно задаюсь вопросом, отрицает ли он это так же яростно, как я.
Он лениво осыпает поцелуями мою челюсть. Наконец выходит из меня и ставит на ноги. Первые мгновения я чуть шатаюсь, голова кружится. Пальцы следуют вниз по его груди и животу, зацепляясь за шрам в форме круга. Выглядит как след от пули. Как я раньше его не замечала? Среди множества шрамов у каждого, вероятно, своя история. Вода струится по его мускулистому телу, он притягивает меня к себе, чтобы вода падала и на меня.
Приходится задирать голову, чтобы посмотреть на него, и разница в росте становится еще заметнее.
— Этот шрам от пули? — Спрашиваю я. Он так близко к сердцу, что мне становится неловко, что раньше я видела только его шрам на спине. Возможно, он тогда был на волоске от смерти?
Лука выдавливает мой любимый гель на ладони и начинает намыливать мне руки.
— Да, — отвечает он.
Тишина. Он замечает мое выражение лица, вздыхает и добавляет:
— Это произошло, когда мне было семнадцать. Первый и единственный ублюдок, который чуть меня не прикончил. Тогда я был моложе и неопытнее. Все случилось в Италии, когда мы ездили на каникулы. Они были из другой банды, я допустил ошибку, и они загнали меня в угол. Их было четверо: я разделался с первым, принялся за второго, как кто-то из них достал пистолет. Избежать выстрела я уже не успел.
От его спокойного тона по спине пробегает холодок. И еще от того, что я не знала этого. Сколько я ни изучала Луку, возможно, я никогда не узнаю о нем все, если он сам не расскажет. Чем больше времени мы проводим вместе, тем больше мне хочется знать. Услышав такое, я чувствую, как мне хотелось бы защитить его, и мне приходится прилагать все усилия, чтобы его подавить. Я не могу влюбиться в этого человека. Не могу позволить себе испытывать что-то к нему. Я начинаю отвлекаться от своей мести и не позволю ни одному мужчине, ни одному представлению о какой-то извращенной романтике встать на моем пути.
Черт. Я крупно облажалась даже в том, что мы переспали несколько раз.
Он ухмыляется.
— Что такое, милая? Беспокоишься обо мне?
Да. В этом и проблема.
И он продолжает:
— Мне тогда повезло, что один из людей отца вмешался и застрелил остальных. Когда я пришел в себя после операции, отец уже разнес их клуб и стер всю семью. До сих пор жалею, что не принимал в этом участия. Тогда я пообещал себе, что больше не окажусь в такой ситуации. И именно тогда отец решил, что нам пора окончательно перебраться сюда, вместо того чтобы постоянно мотаться туда-сюда по его делам.
Интересно, как произошедшее отразилось на нем и его брате, оставшихся без матери. У них никогда не было места, которое можно было бы назвать домом, пока они не оказались здесь. Возможно, отец перевез их сюда, потому что так ближе. Возможно, даже в таком мире, как этот, их семья в какой-то степени заботилась друг о друге, несмотря на их жестокий характер.
Подобные мысли делают меня негодяйкой еще больше, ведь я собираюсь вбить клин между братьями.
Я все больше привязываюсь к Луке, и, хотя он навязывается в мою жизнь, мне все труднее отталкивать его, и он отвлекает меня
