мир куда сложнее. Но это соперничество даст Соединенным Штатам возможность играть более серьезную и конструктивную роль в центре мирового порядка. У США есть потенциал стать тем, во что Бисмарк помог превратиться (на короткое время) Германии в конце XIX века, – «честным маклером» Европы, строившим тесные отношения с каждой из ведущих стран, причем эти отношения были прочнее тех, что связывали отдельные страны друг с другом. Это был центр европейской системы.
Быть глобальным маклером сегодня – это работа, которая может потребовать участия не только правительства Америки, но и ее общества со всеми присущими ему достоинствами и чувством перспективы, которые оно использует для решения проблем. Это та самая роль, которую Соединенные Штаты – с их глобальными интересами и глобальным присутствием, с их невероятными возможностями, разнообразными сообществами иммигрантов – могли бы научиться играть с большим мастерством.
Эта новая роль весьма отличается от обычной роли сверхдержавы. Она требует консультаций, сотрудничества и даже компромиссов. Она создает власть, формулируя программы, определяя ключевые проблемы и мобилизуя коалиции. Это не нисходящая вертикаль иерархии, когда Соединенные Штаты принимают свои решения и затем сообщают о них благодарному (или молчаливому) миру. Но это очень важная роль, потому что в мире со многими игроками выработка плана и организация коалиций становятся главными формами власти. Председатель правления, способный грамотно руководить группой независимых директоров, – это по-прежнему очень могущественная личность.
Геополитические и экономические причины все еще создают серьезный спрос на американское могущество. Но более значительную роль играет идеологический спрос. «Никто в Азии не хочет жить в мире, где будет господствовать Китай. Не существует Китайской мечты, к которой бы стремились люди», – объясняет сингапурский ученый Саймон Тай. Бывший президент Бразилии Фернандо Энрике Кардозо утверждает, что мир на самом деле ждет от Америки не концессии на торговлю тут или там, а подтверждения ее верности собственным идеалам. Только Америка может взять на себя роль страны, способной дать определение универсальным идеалам. В этом смысле мягкая власть Америки сложным образом связана с ее жесткой властью. Но уникальное место в мировой политике дает ей комбинация этих двух сил.
* * *
Чтобы описать более конкретно, в каком режиме будет существовать этот новый мир, я предложил шесть простых линий развития событий.
1. Выбор. Могущество Америки заставило Вашингтон поверить, что ему нет необходимости устанавливать приоритеты. Он хочет иметь все. В этом смысле Соединенным Штатам крайне важно быть более дисциплинированными. Например, по вопросам Северной Кореи и Ирана: администрация Буша не могла решить, хочет она там смены режима или изменения политики (то есть создания зоны, свободной от ядерного оружия). Эти два желания противоречат друг другу. Если вы угрожаете стране сменой режима, ее правительство с еще большей силой станет рваться к ядерному оружию, которое в мире международной политики является страховым полисом.
Представьте, каким видится мир из Ирана. Он окружен ядерными державами (Россия, Китай, Индия, Пакистан, Израиль), а по ту сторону его границ сосредоточены десятки тысяч американских солдат (в Ираке и Афганистане). Президент Соединенных Штатов неоднократно давал понять, что считает режим в Тегеране незаконным, что желает свергнуть его и спонсирует различные группы, преследующие точно такие же цели. Если бы вы жили в Тегеране, эти соображения заставили бы вас отказаться от ядерной программы? Настаивая одновременно на смене политики и смене режима, мы ничего не добились.
Или рассмотрим американскую политику в отношении России. Мы никогда не могли определить наши приоритеты: что именно интересует нас в отношении Москвы? Боимся ли мы, что она потеряет контроль над ядерным оружием? Но он может быть сохранен только с помощью Москвы. Поможет ли Москва изолировать Иран? Или дело в ее политике на Украине и в Грузии? Или же в ее неприятии ракетного щита в Восточной Европе? Или же нас заботит ее политика в отношении нефти и природного газа? Или состояние прав человека в России?
Соединенным Штатам придется сделать выбор и в отношении Китая. Сейчас Китай стремительно превращается в мировую державу. Это самый стремительный подъем в истории – более масштабный и быстрый, чем тот, который пережили в свое время Соединенные Штаты. Необходимо обеспечить Китаю значительное политическое и даже военное пространство, соизмеримые с набранной им силой. В то же время экономический рост не должен стать ширмой для экспансионизма, агрессии или деструкции. Как добиться равновесия – сдержать Китай, с одной стороны, и обеспечить ему законный подъем – с другой, это и есть главная стратегическая задача американской дипломатии. Соединенные Штаты могут и должны определиться с Китаем. Но следует признать: есть вещи, с которыми очень трудно определиться. К сожалению, наиболее серьезное препятствие, которое стоит перед Соединенными Штатами на пути к такой политике – это внутренний политический климат, который располагает к тому, чтобы рассматривать любые уступки и компромиссы как попустительство.
Если Соединенные Штаты и могут чему-то научиться на опыте Великобритании, так это необходимости делать масштабный стратегический выбор места, на котором следует сосредоточить свои силы и внимание. Британия сделала его очень мудро, когда столкнулась с экономическим ростом Соединенных Штатов. В отношении собственной империи выбор был не столь мудрым. В начале XX века Лондон оказался перед дилеммой, похожей на ту, которая стоит сегодня перед Вашингтоном. Когда где-то возникал кризис – неважно, в каком месте, – мир оглядывался на Лондон и спрашивал: «Что вы будете с этим делать?» Стратегическая ошибка Британии заключалась в том, что страна десятилетиями разбазаривала время и деньги, силы и внимание на бесплодные попытки стабилизировать весьма отдаленные от себя регионы. Например, Британии не следовало бы прикладывать таких усилий к организации конституционного процесса в Трансваале и таким образом развязывать бурскую войну, которая сломала хребет империи, а больше уделять внимания проблеме снижения производительности труда у себя и экономическому росту Германии в центре Европы.
Британские элиты так тщательно изучали историю Рима не только потому, что были очарованы прежде великой империей, но и потому, что хотели узнать, как можно управлять огромными территориями на разных континентах. Возникла потребность в людях, знающих иностранные языки, историю и имперское администрирование. Однако это привело к необходимости готовить инженеров будущего. Власть и влияние опьянили Британию чувством своей исторической избранности, которое подпитывалось возрождением протестантизма. Историк Корелли Барнетт писал (в 70-е годы), что в середине XIX века Англию охватила «революция нравов», которая превратила прагматичное и рациональное общество, осуществившее промышленную революцию, в общество, где господствовали евангелизм, непомерный морализм и романтизм.
Может быть, Америка могущественнее прежней Британии, но она все же не может пренебрегать уроком, обязывающим ее делать выбор. США не могут участвовать во всем. Нал ряженные ситуации
