- Я буду его хорошо кормить, Лана, - сказал Эжен на прощание, и его голос дрогнул: - И очень хочу, чтобы вы вернулись с Бертом.
Я взяла его за руку, и какое-то время мы стояли молча, радуясь, что есть тот, кто может разделить нашу тоску.
- Мы вернемся, - едва слышно откликнулась я. – Мы обязательно вернемся.
Поселочек с романтичным названием Кривой нос встретил нас здоровущей свиньей, которая чесала спину о забор, и Амин непринужденно заметила, что будто бы никуда не уезжала из Тансворта. Сойдясь на том, что в провинции все города и поселки похожи друг на друга, мы подошли к дому, который действительно был чем-то вроде гостиницы. На первом этаже была едальня: оттуда так крепко веяло рыбным запахом, что у меня заслезились глаза. Амин поморщилась и спросила:
- Тут что, жарят соленую селедку?
- Вроде того, - улыбнулся Макс. – Тут еще едят подтухшую селедку и считают это особенным деликатесом.
Петрова завела глаза к небу.
- Орки, конечно, спокойно относятся к бытовым неудобствам, но такая еда нас просто убивает.
- Кумыс и вяленая конина ненамного лучше, - откликнулась я, и Амин возмущенно воскликнула:
- Ну ты не сравнивай уд с дверной ручкой!
На незнакомые голоса выглянул тощий господин в фартуке, который когда-то был белым и чистым, увидел нас и, улыбнувшись и сверкнув золотом зубов, проговорил:
- А вы это, вы, что ли, гости?
К серой рубашке на его груди была приколота металлическая пластинка с именем – Оукер.
- Можно сказать и так, - кивнул Макс. – У вас есть свободные комнаты?
- А как же! – радостно воскликнул Оукер, чувствуя прибыль. Он вытер руки об фартук, взял мой чемодан и шагнул к дверям. – Извольте, на втором этаже все свободно. Вам как, почище или подешевле?
Петрова пожевала губами так, словно ее начало тошнить. Макс вынул несколько ассигнаций, протянул Оукеру и спросил:
- Что на обед?
- Ваша милость, да что пожелаете! – обрадовался Оукер. Видно, в этих краях деньги такого номинала были редкостью. – Можно вот, свежей рыбки пожарить или ухи сообразить. Или кабанчика забить, если вы больше по мясу. Чего изволите, то и сделаем?
Петрова снова завела глаза к небу.
- Чем тут так воняет? – спросила она, нервно выдернув из-за рукава носовой платок и прижав его к лицу. Оукер даже обиделся.
- Ничем не воняет, ваша милость, это мы селедку маринуем. Весь Кривой нос работает. Народный рецепт, отправляем в Сендиген и Толли!
- Мяса бы нам, - сказал Макс и, подхватив супругу под руку, двинулся на второй этаж.
Когда я вошла в номер, который отвели для меня, то тоже с трудом сдерживала тошноту. Все кругом пропахло маринованной селедкой, и ее, кажется, мариновали в солдатских портянках. За открытым окном открывался прекрасный вид: крыши поселка, а за ними скалы, серая трава, низенькие кривые деревья, которые устали сражаться с тугим ветром. Сквозь селедочную вонь пробился запах моря.
- Берт, - негромко сказала я. – Берт, если ты здесь, то просто дай мне знак. Пожалуйста.
Никто не откликнулся. Крыши и скалы заливал солнечный свет, стрижи с визгом рассекали воздух, и мир был огромным и невероятно тесным…
Когда мы спустились в обеденный зал, то я обнаружила, что потихоньку стала привыкать к селедочному запаху. Амин со стоном протянула мне крошечную баночку с чем-то, похожим на зеленоватый крем, и посоветовала:
- Намажь немного под носом. Макс только что наколдовал. С ним эта вонь почти неощутима.
- Наколдовал? – оживился Оукер. – Подождите, ваша милость, так вы, что ли, магом будете?
С кухни высунулась краснолицая светловолосая девушка и уставилась на нас с разинутым от удивления ртом. Макс с достоинством кивнул.
- Да, я маг. Что именно вас интересует?
Оукер воздел руки к потолку благодарственным жестом. Светловолосая девушка улыбнулась и обвела лицо кругом.
- Слава Господу и всем его святым! – воскликнул Оукер. – Ваша милость, спасайте! Век не забудем, всем поселком будем за вас молиться!
Макс поправил узел галстука, завязанного по последней тансвортской моде, и со сдержанным достоинством спросил:
- Так что случилось?
- У Медвежьей скалы искры вот такущими облаками летают! – с трудом сдерживая страх, признался Оукер. – Верное дело, там дракон родится! Так они же, когда родятся, дикие! А если он поселок попалит? Такой ужас, ваша милость, что словами не передать!
«Искры, - повторила я, чувствуя, как во мне зарождается радость – острая, обжигающая, живая. – Дракон родится!»
- Вам повезло, - произнес Макс. – Именно за ним мы и приехали.
***
Едва заметная тропинка петляла среди острых камней и пучков серой травы, спускаясь к берегу. Макс шел первым, за ним медленно шагали мы с Петровой, и мне казалось, что земля качается и плывет под ногами. То ли это было от страха – я вдруг обнаружила, что боюсь высоты, то ли это предчувствие чего-то непостижимого зрело во мне.
- Просто идите, - посоветовал Макс. – Ни в коем случае нельзя останавливаться и замирать, тогда точно свалитесь. Это как гололед.
О да! Гололед в Тансворте зимой был таким, что мы все могли бы поехать на соревнования по фигурному катанию и победить. Я замыкала шествие и готова была поклясться, что Петрова идет с закрытыми глазами – ей было так страшно, что я почти чувствовала, как от нее летят искры. Орки не любят горы, скалы, такие вот тропинки – им подавай степь с ветром до горизонта.
Хотя искры на самом деле были. Тугой порывистый ветер швырнул в нас пригоршню огненных лепестков, и что-то дрогнуло и натянулось у меня в груди – это было похоже на прикосновение пальцев к щеке. Так ко мне прикоснулся Берт, прощаясь перед тем, как выйти из дома и вспыхнуть. Тогда это не разбудило меня, а сейчас я вдруг вспомнила…
Еще несколько шагов. Еще. Странное место выбрал Берт для того, чтобы вернуться. Камни, сухая трава, темное тревожное море…
Через полчаса спуска мы оказались на берегу моря. Шумели волны, мир пах водорослями и солью, ветер давно превратил наши волосы в вороньи гнезда. Макс опустил свой походный саквояж на землю, обернулся к нам и признался:
- Честно говоря, я не знаю, что делать дальше.
Я прошла по берегу, сражаясь с тем, что поднималось у меня в груди и грозило вылиться в слезы и крик. Это было то же самое место, которое открывалось передо мной, когда появлялись искры. Скала, похожая на спящего медведя, мочила нос в море, волны шептали свою вечную ленивую песню, набегая на берег и уходя обратно.
Берт был где-то рядом. Он смотрел на меня из-за тонкой пленки, разделявший наши миры, и я всей кожей чувствовала его взгляд.
