для нее, ни для тебя. Она должна была тебя знать. Посмотри, как сильно она уже тебя любит.
— И я буду рядом с ней до конца своей жизни.
— Ты знаешь, о чем я… Всё, о чём я волновалась насчёт развода, не будет иметь значения. Кевин никогда не сможет прикоснуться к ней. Он не ее отец и не имеет на нее никаких прав, — сказала она, когда ее глаза наполнились облегчением.
Нет, ее бывший никогда больше не будет рядом с Хэдли или Элли.
— Чтобы это произошло, нам придется ей рассказать.
Она сделала шаг назад, а затем вернулась.
— Я знаю.
— Ты не хочешь?
Элли обернулась.
— Я хочу. Но мы не можем просто бросить это на нее, как какую-то бомбу. Она не знает, что мы встречались раньше. Она знает Кевина как своего отца. Хотя не думаю, что она отреагирует плохо, скорее будет смущена.
Я кивнул. Последнее, что я хотел бы сделать, это усложнить жизнь кому-то из них. И даже если у вас есть отец-насильник, вы все равно любите его и хотите, чтобы он любил вас — возможно, даже больше, чем если бы у вас был любящий отец. Я просил Бога, чтобы мой отец увидел, что мы хорошие дети. Я хотел, чтобы он гордился нами, и часто делал что-то, чтобы заслужить его одобрение.
Оно так и не пришло, и я был еще больше разочарован, пока наконец не перестал беспокоиться.
— И мы оба будем рядом, чтобы помочь ей пройти через это.
Элли ласково улыбнулась мне.
— У нас есть дочь.
Я сделал шаг к ней, сокращая расстояние.
— Это правда. И я надеюсь, что вскоре у меня будешь и ты.
Глава 25
Элли
— Мамочка, посмотри на это! — закричала Хэдли, крутясь на качелях, которые Коннор повесил для нее с края домика на дереве.
Он работал над ним по меньшей мере час каждый день, делая его более особенным, чем она могла себе представить. На прошлой неделе дочь проводила все время здесь, пока кто-то из нас не приходил и не затаскивал ее домой.
— Хэдли, становится холодно, и у тебя есть домашняя работа.
— Но мне здесь нравится!
— Я знаю, что нравится, но ты должна выполнять свои школьные задания. И мы должны пойти домой, чтобы взять кое-какие вещи.
Она пробормотала себе под нос, махая ногами ко мне.
— Ты не можешь пойти одна?
Прошли месяцы, и я начала думать, что это уже не настоящий страх, просто ей нравится быть у Коннора.
— Нет, нам обоим нужно уйти.
Главным образом потому, что как только развод станет официальным, этот дом уже не будет моим, и из-за этого нам нужно все вывезти. Кевин владеет всей землей и домом на этой ферме. Я ничего об этом не знаю, и дом принадлежал его семье, а не моей, поэтому я не имею на него никаких прав, даже если бы и хотела.
— Я ненавижу быть там.
— Ты же знаешь, что нам там ничего не помешает, не так ли?
Хэдли посмотрела на меня — ее зеленые глаза широко раскрыты и доверчивы.
— Я знаю. Папа в тюрьме.
И это самое печальное. Она чувствует себя в безопасности только потому, что Кевин в тюрьме.
Я столько раз была близка к тому, чтобы сказать ей, что Коннор — ее отец. Я хотела выжечь это вместо того, чтобы мучиться над каждым словом, которое хочу сказать. Было трудно знать правду и скрывать ее от нее, но мы с Коннором решили подождать. Я хочу, чтобы Кевину вручили документы, что произойдет на этой неделе.
На этой неделе я также буду подавать заявление о расторжении родительских прав из-за ДНК, которое доказывает, что Кевин не является ее отцом.
Сидни удалось заставить Кевина согласиться на тест ДНК, и она сохраняет эти результаты для судебного разбирательства.
Все это беспорядочно и уродливо, но каждый шаг был необходим, чтобы убрать его из моей жизни.
— Ладно, как насчет того, чтобы ты побежала назад и приступила к домашнему заданию, и вскоре мы встретимся в доме?
Хэдли улыбнулась и бросилась бежать.
Я возвращалась к дому, не спеша, наслаждаясь чистым осенним воздухом. Это напоминает мне мою маму. Она любила это время года. В нашем доме пахло яблоками, тыквами и пряностями.
Выпечка приносила ей огромное чувство радости, а мой отец любил все, что касается ужасов, поэтому Хэллоуин был его любимым праздником.
Я иду по высокой траве, просто дышу без волнения. Сейчас у меня совсем другая жизнь. Я не беспокоюсь об обеде на столе или о том, чтобы дом был безупречным. Как мой способ поблагодарить Коннора, я действительно готовлю и убираю, но он не ожидает этого от меня.
Напротив, он требует, чтобы повар не убирал. Так что я могу сидеть за столом после ужина и… ничего не делать.
Подойдя ближе к дому, я увидела его высокое телосложение — солнце ярко пылает за спиной мужчины.
Господи, он великолепен.
Его кепка наклонена назад, скрывая волосы, сквозь которые я люблю проводить пальцами, а его белая рубашка подчеркивает напряженные мышцы, когда он поднимает тюк сена.
Видимо, фермерство действительно ужасно сексуально.
Я стою в нескольких футах от него, жую большой палец, впивая его полностью.
Он без труда подбрасывает тюк, и я тихо вздыхаю.
Наши взгляды встречаются, и он бросает мне одну из своих легких улыбок.
— Привет.
— И тебе привет.
— Нравится то, что ты видишь?
Каждый раз, блядь, да. Но вместо того, чтобы он получил удовольствие от моего ответа, я пожимаю плечами.
— Думаю, ничего так.
В его голосе заплясали веселые нотки.
— Думаешь?
— Ну, я имею в виду, ты хорошенький.
И тогда он бросается ко мне. Я пищу и бегу, но у меня нет ни единого шанса, чтобы он меня не поймал. Коннор хватает меня и тащит на руки. Мои ноги подкашиваются, а потом Хэдли выбегает на улицу.
— Коннор! — кричит она, и он бросается бежать со мной на руках.
— Ты не сможешь нас поймать!
Мои руки обхватили его шею, когда он кружится, а Хэдли бежит следом.
— Ты поймал мою маму!
— Да, и если хочешь ее вернуть, то должна поймать нас!
Я смеюсь, когда он уклоняется от нее. Она истерически хохочет, гонясь за ним, и в этот момент я самая счастливая женщина в мире.
Никто не тянет меня на дно.
Сейчас я в его руках, мы бегаем по полю, наша дочь гонится за нами. Я улыбаюсь,
