думаю. То есть преподаватели ерунды уж точно не напридумывают – так зачем же мне, недоучке, их проверять и поправлять? Это же просто глупо – а вот подписи поставить где надо вообще в текст бумаг не вникая – это будет, напротив, очень умно. Потому что экономит кучу времени и сил: мне – как раз силы, которые я не потрачу в попытках понять написанное, а преподавателям – время, которое им не придется тратить, чтобы объяснить мне то, что я в принципе пока понять не способна.
– В ваших рассуждениях, конечно, есть доля здравого смысла… а вот и товарищ Тихонов пришел. Валентин Ильич, вы просили познакомить, так вот, знакомьтесь: Вера Андреевна Синицкая, товарищ Старуха…
Валентин Ильич остановился, как-то странно посмотрел на девушку:
– Это… это вы товарищ Старуха? – на лице его была видна лишь крайняя степень изумления.
– По моему достаточно просто на меня внимательно поглядеть и сразу станет ясно, что в университете никто кроме меня так именоваться и не может. Верно ведь?
– Я не… мне не сказали…
– Вам не сказали, что Старухе всего тринадцать лет от роду? – едва удерживаясь от смеха, поинтересовалась Вера.
– Она шутит, – довольно сердито вмешался Николай Дмитриевич, – ей давно уже девятнадцать, так что не слушайте её.
– А… ну да… извините, я на минутку… мне позвонить срочно нужно, – и товарищ Тихонов быстро ушел куда-то вдаль по коридору. А спустя пару минут он вернулся и, уже не с таким удивлением бросая взгляды на Веру, тихо, но очень настойчиво произнес:
– Мы не могли бы пройти ко мне в кабинет? Я обязан вас проинструктировать…
– Вера, вы идите, – сказал профессор Зелинский, – а с вами мы всегда время найдем поговорить.
В кабинете – маленькой, но отдельной комнатке с двойной новенькой дверью с тамбуром – Валентин Ильич усадил Веру в кресло, стоящее напротив простого письменного стола, сам сел за стол, еще раз внимательно оглядел девушку – и мгновенно превратился в «очень серьезного дяденьку»:
– Вера Андреевна, я являюсь представителем Научно-технического комитета при ВСНХ в университете…
– Понятно, значит товарищ Куйбышев решил его так назвать…
– Не товарищ Куйбышев, а начальник комитета. Мне сказали, что комитет в какой-то степени по вашей инициативе был создан, но, сами понимаете, писать на двери «здесь хранятся страшные военный тайны Советского Союза» как-то не очень умно.
– Буржуи все равно быстро догадаются…
– Да, быстро, но все же не сразу – а мы тем временем успеем наладить его работу. И вы, как секретарь комсомола, в университете нам с этим поможете.
– Ну да, секретчик из меня…
– Работу налаживать вы умеете, мы прекрасно знаем, что именно вы привлекли в комсомол большую часть студентов – хотя многие и не понимают, как вы это сделали.
– Очень просто: я ловила студентов в коридоре, говорила, что у меня есть план по приему людей в комсомол, и что если они не вступят, то меня накажут и не дадут обещанную конфетку. И плакать начинала горько – хотите покажу как? Студент у нас жалостливый, дать маленькой девочке конфетку, причем за счет государства…
– Мы, в отличие от многих, прекрасно осведомлены каким образом вы это проделали. И, откровенно говоря, такой способ категорически не одобряем – но результат вы получили, и новые комсомольцы активно и, главное, с энтузиазмом комсомольскую работу выполняют. Так что оставим это, а вот с оказанием помощи…
– Все же вы не к тому человеку обратились: я всего лишь второкурсница, могу комсомольцев разве что на сбор металлолома сагитировать или на заготовку дров на зиму.
– Вы предоставили товарищу Куйбышеву план на выполнение различных исследовательских работ, обещающих дать очень важные стране результаты. И, по мнению наших специалистов, если результаты будут соответствовать планам – хотя бы частично, то нашей обязанностью будет проследить за тем, чтобы эти – сугубо научные – результаты не попали в руки иностранных разведок.
– Ну да, мне шпиона поймать – вообще раз плюнуть! Я их по дюжине в неделю ловлю…
– Вы, несмотря на ваш возраст, показали, что в людях разбираетесь неплохо. А сейчас для проведения ряда работ из вашего списка университету передается новый лабораторно-исследовательский корпус…
– Ну, хоть в лабораториях толкучки не будет.
– Не будет. Потому что допуск в этот корпус и лаборатории будет официально давать комитет комсомола.
– Почему комитет?
– Потому что так будет проще: юные комсомольцы сами решают, кто чем может заниматься, я, как сотрудник НТК, просто пожимаю плечами, преподаватели вздыхают: ну что они могут сделать с капризной девчонкой? А вы, как человек, неплохо знакомый с нынешними студентами, сможете подобрать тех, кто не будет бегать по улицам и рассказывать каждому встречному чем он тут занимается.
– Ну, для начала сойдет, я согласна.
– Почему «для начала»?
– Потому что… две причины. Первая: такая система заточена на конкретного человека, то есть на меня. Случись что со мной – и все пойдет прахом. То есть вы-то мне замену найдете, но при этом сама идея такой маскировки будет дискредитирована: меня-то комсомольцы сами выбрали, а замену вам назначать придется, причем, скорее всего, человека нужно будет со стороны брать, среди студентов я подходящих кандидатур не вижу. Вторая причина: я все же студентов знаю не очень хорошо – и вообще один человек всех здесь занять просто не может.
