class="v">и прошлое в нем потонет.
и крохотное сердечко
раскроется на ладони.
Это был сборник, состоявший из поэзии, прозы, пьес и авторских рисунков. На прозу они ни разу не попали, а вот рисунки встречались. Причудливые переплетающиеся линии, которые заключали в себе какой-то сюжет. И тогда надо было дать название изображению. Каждый рассказывал, что увидел, и объяснял почему. У них никогда не совпадало название. Каждый видел свое. Май обожала рисунки.
А однажды книга раскрылась на драматической сценке, и пришлось читать ее по ролям. Это было очень необычное ощущение. Написанное словно оживало, становилось трехмерным, объемным.
– Как театр! – восторгалась Майя, шевелясь от предвкушения у Ильи под боком. – Ну, давай же. Вот спорим, что тебе просто слабо!
– Ты так думаешь?
– А сейчас посмотрим!
И она начала:
– Замотался ты.
А он продолжил:
– Оттого, что бегу.
– Да от кого ж?
– От грядущего года.
– А меня увидел…
– И остановился.
– Ты не смуглый.
– Я – ночной человек.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Дай воды.
– Колодца нет.
– Умру от жажды.
– Я б тебя напоила молоком своих грудей.
А дальше Илья захлопнул книгу, сказав, что на сегодня достаточно.
– Но мы не дочитали! – возмутилась Майя.
Но он положил Лорку на тумбочку и выключил свет.
– Спокойной ночи, Май, – поцеловал в макушку.
Он ее хотел. Скучал по телу ужасно, желал трогать, ласкать, целовать и брать. Но самое большее, что позволял себе за последний месяц, – обнять и поцеловать. В том состоянии, в котором находилась Май, с учетом лекарств и потухших глаз, все остальное казалось недопустимым. Немыслимым. Первый шаг должна сделать она. И Илья ждал. И хотел ее безумно.
В один из вечеров, уже в конце отдыха, Майя прочитала:
Был красным ветер вдалеке,
зарей зажженный.
Потом струился по реке —
зеленый.
Потом он был и синь и желт.
А после —
тугою радугой зашел над полем.
Илья перестал дышать. Там было столько цветов, и Май так легко выговаривала слова, словно… словно видела все это, а в конце даже спросила:
– Красиво, правда?
– Очень красиво, – подтвердил Илья и перевернул страницу.
– Там был рисунок! Синий! Ты играешь не по правилам.
– Ну, ты его рассмотрела, – он изо всех сил старался себя не выдать, захлопнув книгу, поэтому максимально контролировал свой голос, – и я его рассмотрел, но сказал бы, что он морской, потому что там, наверное, моряк.
– А мне подумалось – Пьеро! Открывай обратно.
– Не могу. Мы теперь долго будем искать нужную страницу. Я номер не запомнил.
Илье казалось, он ослышался, выдает желаемое за действительное, но «синий» не отпускал. Май сама не поняла, что сказала в пылу азарта. Но понял он. И боялся поверить. Рисунок был синий. Внутри снова начинало болеть, как в тот день, когда он приехал за ней в общежитие. Словно только-только стянувшие рану концы опять раскрыли.
Рисунок был синий.
Ничего, ничего, Маленькая Май… потихоньку выберемся. Я же обещал.
На следующий день Илья отметил в книге все страницы с рисунками и попросил на стойке регистрации сделать копии листов. Потом зашел в магазин, где продавались паста, зубные щетки и разные другие мелочи, которые часто забываются дома. Он купил там детский набор карандашей. Всего шесть цветов. Но все же…
Рисунки и карандаши Илья положил на стол.
* * *
Карандаши лежали на столе. Рядом со стопкой контурных рисунков из книги Лорки. Привет от Июля. Майя заглянула на балкон, в спальню. Его нигде не было. А карандаши звали. Манили. Шептали.
Синий. Красный. Зеленый. Желтый.
Она медленно прошла к столу. Села. Не торопясь открыла коробку. И забыла про все.
Когда в последний раз разукрашивала? В детском саду, наверное. Сейчас иначе. Трудно объяснить, в чем разница между тогда и сейчас, но она принципиальна.
Карандаш летал в руках. Ненужный отбрасывался, брался другой. Менялись цвета, яркость, переходы. И что-то при этом менялось в ней самой.
Майя была уже на середине второго рисунка, когда поняла, что не одна. Подняла голову. В проеме спальни стоял Июль. Откуда он там взялся?! Она же проверила спальню!
– Ой, я думала, тебя нет. Где ты прятался?
– Работал.
Тут до нее дошло. В спальне есть свой балкон. А на нем – столик и плетеные стулья. Там Илья и был все это время.
А сейчас так и стоял в проеме двери. И смотрел на рисунки. Майя подавила неуместное желание перевернуть странички. Вместо этого подвинула раскрашенный лист ближе к краю стола.
– Я же говорила, что он синий.
– Синий Пьеро? – голос из дверного проема был тоже немного синий.
– А какой еще? – неужели не очевидно?!
– И правда, – чудо чудное, но Июль с ней в кои-то веки согласился. – На белого моряка не похож. Я… – какой-то совершенно не свойственный ему неопределенный и даже неуверенный жест рукой. – Я пойду позвоню. Надо.
Майя с некоторой растерянностью смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Наверное, проблемы с бизнесом. Он же на работе все равно, даже если здесь, с ней. Она уже привыкла не обращать внимания на эти звонки. Она уже начала иногда узнавать что-то знакомое в его словах. Майя перевела взгляд на стол. Рисунок звал. Сочный, брызжущий зеленью рисунок.
Она его почти завершила, когда в окна непрошеным гостем застучал дождь. Майя улыбнулась этим умиротворяющим звукам. И спохватилась только через пару минут. Если Илья работал на балконе, то там остался ноутбук. Нежную оргтехнику надо спасать срочно!
Раскрытый ноутбук именно там и был. На столе. А рядом с ним – телефон. Телефон Июля. Июля, который выскочил из номера со словами, что ему нужно позвонить.
Он научился телепатии?
В попытке разгадать загадку Майя оперлась на едва пока еще влажные перила. И именно оттуда, с высоты пятого этажа, увидела идущую по уже намокшей от дождя дорожке фигуру. Синий Пьеро. Темно-синий джемпер, джинсы. Он запрокинул голову, глядя в небо и словно нарочно подставляя лицо каплям. А потом свернул в сторону, под ветви дерева с толстым стволом и широкой кроной. Наверное, дуб.
Майе было отлично все видно. Так, словно она стояла рядом. Как он уперся ладонью в шершавую кору и наклонил голову. Как стоял в такой позе. Как раскрытую ладонь сменил кулак. Нет, удара не было. Он просто вместо ладони уперся в дерево костяшками. Но прозвучало это ударом. Громом.
Гром и в самом деле ударил. Чуть позже и негромко, почти урча. А спустя еще чуть-чуть
