себя рассказал все: и про концерт, и про спор на пять тысяч, и про цыганочку в офисе, и про нападение и невозможность Май играть, потому что у нее особенный слух.
– Это как у пианиста переломать пальцы, понимаешь? Я думал, что если вернуть скрипку, то все наладится. Вот ноты, вот инструмент, бинты сняли. Играй! А там все сложно. Она просто угасает – другого слова не подберу. Угасает на моих глазах. Она не может без музыки. И она ее больше не видит. Помоги мне что-нибудь придумать, очень прошу. Смотреть каждый день, как у человека потихоньку умирает душа, крайне тяжело. Если у кого и получится сообразить, в какую сторону двигаться, то у тебя. С твоим взглядом на мир.
Он замолчал. Евдокия молчала тоже, но Илья знал, что она слушала внимательно, не пропускала и слова из его рассказа.
Вдруг почувствовал касание, Дуня дотронулась до его пальцев и сжала их.
– Ты ее любишь, – сказала тихо, и это было утверждение.
– Да.
– Если бы ты только знал, как я хотела, чтобы ты встретил кого-то особенного, особенного для тебя, кто перевернет жизнь и без кого ты просто не сможешь дышать.
Илья поднял голову и посмотрел на Дуню. Ее глаза были влажными, а губы улыбались.
– Я постараюсь, я буду думать, чем можно помочь в такой ситуации. Но, боже мой, Илья, сыграть цыганочку в твоем офисе! На глазах у Светланы Егоровны! Ты уверен, что она не инопланетянка?
– Не уверен, – он наконец улыбнулся.
После встречи с Дуней Илья поехал в консерваторию и за час уладил все дела – объяснил, что у Майи травма, долгое лечение, и договорился о переносе сессии для нее на сентябрь. Все необходимые справки, разумеется, будут предоставлены. Один из преподавателей оказался очень принципиальным, говорил высокие слова о равенстве всех учащихся и правилах, единых для всех. Но в коридоре от денег не отказался и даже вызвался помочь при подготовке к сентябрю.
Дома Илья сказал Май, что через два дня они уезжают в загородный клуб.
– А твоя работа?
– Я все организую так, что смогу работать в удаленном доступе. А ты завтра поедешь с Еленой Дмитриевной в магазин и купишь себе купальник и спортивную форму.
– Для чего? – Май была заинтригована.
– Для тенниса.
Самым непростым делом в связи с происходящими событиями было позвонить Михаилу Львовичу и рассказать ему об отпуске на десять дней.
– Но сессия, Илья! Как можно уезжать в разгар экзаменов?! Это же безответственно.
– Майя не просто не играет, она не подходит к инструменту. Я не вижу смысла оставлять ее в Москве и заставлять наблюдать за тем, как другие один за другим сдают свои зачеты и экзамены, и понимать, что она не может. Это только мучить ее. В любом случае до сентября время есть.
– Но… нет, я все же не понимаю… моя дочь не может не играть, вы что-то напутали, – пробормотал отец Майи.
– Она НЕ ИГРАЕТ, – наверное, Илья был излишне резок, но его собеседник должен был понять и принять правду. – Давайте я хотя бы постараюсь немного изменить ситуацию. Ну а если уж ничего не получится… будем думать дальше.
– Что же… – послышался вздох. – Эта та ситуация, когда вы информированы лучше меня. И вашу способность решать проблемы я оценил. Давайте… давайте попробуем.
Они выехали утром и в клубе были уже к обеду. Не взяли ни скрипку, ни тетради, ни учебники, вообще ничего, что связано или напоминало бы о музыке. Он все продумал. Утром – общий массаж, затем отдельно – массаж руки, потом бассейн. Переключить сознание Май, вычистить по максимуму ее голову, чтобы не осталось времени и сил на мучительные сожаления и загон себя в угол. После часа в бассейне с тренером у Майи просыпался аппетит, и за обедом она съедала полноценно первое, второе и чай. После чего доползала до номера и засыпала, едва коснувшись щекой подушки.
Илья арендовал открытый корт и после отдыха выводил Май на свежий воздух – учил ее игре в теннис. Каждый день по два часа. В Москве он консультировался с врачом по поводу возможных нагрузок, теннис был разрешен. Работал Илья по утрам, пока Майя ходила на массаж.
Режим, который он установил, был жесткий, расписанный по часам, и пару раз в самом начале Май попыталась увильнуть, ссылаясь на усталость, желание расслабиться и посмотреть любимый мультфильм. Итог был неутешительный: планшет заперли в сейфе номера, Илья получил прозвище «тиран», но корт ждал, поэтому пришлось натягивать коротенькую юбку и кроссовки.
На третий день у Майи стало потихоньку получаться играть. Илья видел, как постепенно загорались интересом ее глаза. Приходил азарт. У нее не было времени жалеть себя.
Темнота и слепота не исчезли. Он знал, что все это живет в ней и ранит. Но Май начала улыбаться. Обращать внимание на то, что лежит в ее тарелке, интересоваться происходящим вокруг. Она даже заявила, что, когда научится играть в теннис, обязательно победит его и в качестве приза потребует полет на воздушном шаре.
– Договорились, – согласился Илья. – Твоя подача. И рукой работай резче.
В один из дней, когда Май была на массаже, позвонила Дуня и рассказала о посетившей ее идее. Илья внимательно выслушал, ответил, что это может сработать, и они договорились все подробно обсудить по его возвращении в Москву. Илья очень надеялся на скорую тоску Майи по музыке.
А вечерами он читал ей вслух. Вернее, сначала читал он, а через день они стали это делать по очереди. Спроси Илью, почему в самый последний момент перед отъездом он взял с книжной полки Лорку, то, наверное, не ответил бы на этот вопрос. Чистой воды импульсивный поступок. Но когда вечером Майя, уставшая после своей первой тренировки, устроилась удобно на его плече, готовая ко сну, Илья вдруг открыл книгу и прочитал:
Есть души, где скрыты
увядшие зори,
и синие звезды,
и времени листья;
есть души, где прячутся
древние тени,
гул прошлых страданий
и сновидений.
И Майя попросила почитать еще. И он читал. А потом они стали читать по очереди. Открывали страницу наугад, стихотворение на одной странице читал он:
Но за тебя шел бой когтей и лилий,
звериных смут и неги голубиной,
я выстрадал тебя, и вскрыты жилы…
А на соседней она:
А мир светляков нахлынет —
