далековато, и Николай Савельевич уже заранее испытывал удовольствие от неторопливой ходьбы.
Как и предполагал он с утра, погода к полудню прояснилась. Напористый теплый ветер рассеял низкий туман, и небо вновь приобрело прежнюю высь и выпуклость. Друг за другом, вдогонку, бежали редкие мелкие облака, похожие на искрошенный лед в половодье. Веселое вёдро, такое желанное для хлебороба, возвращалось на обширные просторы кудринских земель. В такую пору людям бодро живется, споро работается и все успевается.
Несмотря на проливший в ночь сильный дождь, на улицах было не грязно, не стояли, как прежде, разливанные лужи. Утюжный, отчасти по застонавшей в нем совести, но больше от страха, что наказание рано-поздно настигнет его за бесхозяйственность, вдруг стряхнул с себя напрочь сонливую одурь, нагнал в Кудрино всевозможную дорожную технику, проложил в низких местах отводные канавы, избавил улицы от лишней влаги и грязи. И вообще такая обвальная лень скатилась с плеч дорожного мастера, что его проснувшейся энергии хватило с избытком на строительство новых и ремонт старых мостов через речушки и мочажины. Теперь более не сползали под яры самосвалы, не опрокидывались молоковозы, не проливалось тоннами столь драгоценное молоко. И диспетчеру Кудринского совхоза Кате Румянцевой пока не было повода для расстройства и слез.
Шагая по мягкой траве, Румянцев неодобрительно думал о том, что он слишком много проводит времени в машине и мало ходит пешком. Расстояния, разбросанность отделений? Да. Сотню верст за день без транспорта не одолеешь. Но все-таки надо стараться побольше двигаться. Зимой выручают лыжи, а летом вот так просто пройтись все не хватает времени. Известно, какая нагрузка ежедневно выпадает на совхозного руководителя. Однако же надо, надо постоянно искать для себя физическую ношу. Один друг его детства шутил: люблю, говорил он, бегать в серых штанах по серой погоде! А хорошо!..
Румянцев бодро шагал сейчас по зеленой траве в сапогах, в добротных (именно — серых) брюках, в синем плаще и без головного убора. Волнистые волосы его развевались — их растрепывал ветер. С тополей запоздало падали редкие капли. Воробьи галдящими стаями летали над огородами, падали кучно на созревающие подсолнухи.
Славно, отрадно. Ветер мягкой волной ударяет в лицо, люди здороваются приветливо: кто руку поднимет — взмахнет, кто приподымет картуз или шляпу. Приятное ощущение, живое. Примерно такое же, как ношение воды от колодца на коромысле. Девица ли молодая навстречу, старуха ли, древний старик — тоже с водой или по воду. Невольно улыбка, ответное доброе слово… Водопровода в Кудрине пока нет, да и будет ли? Так что хождение к колодцу с ведрами для Румянцева остается удовольствием. Давят полные ведра на плечи, от усердной работы покрякиваешь, а так приятно размять бока, понапрягать суставы…
Только подумалось о воде и колодце — Пея-Хомячиха на другой стороне улицы показалась. С полными ведрами — к счастью, к удаче. Невесела что-то сегодня Хомячиха, никак обманул ее кто, но только беда подобного рода ее постигает редко. Тот еще не родился, кто может как следует провести борзую старуху. Разве по мелочи что промеж рук у нее уйдет.
Идет Пея — в землю глаза, рот на замке, точно воды набрала. У Николая Савельевича возникает желание окликнуть ее, о чем-нибудь пустяковом заговорить, заглянуть ей в глаза, поудивляться, как они у нее, будто маслом подмазанные, туда-сюда бегают. Наверно бы, Пея поставила на землю ведра, подтянула потуже концы платка в горошек, напрягла бы морщинистый подбородок и стала бы жаловаться на плохой урожай в ее огороде, что картошку уже подкапывать пробовала, а в гнезде клубеньков — совсем ничего, что петух плохо кур топчет, и яйца через одно болтунами выходят. Непременно Пея сказала бы о «плохом слухе и нюхе» ее дворового старого пса Моряшки, который в произношении Пеи звучит как «Морашка». Да и на сельчан бы ему Пея-Хомячиха жаловалась, что соседи к ней ходят просить по пятерке на водку, а она не дает — потакать нехорошим привычкам не хочет. А сама-то что делает! Поставила в коровнике у себя сепаратор, пропускает молоко сразу же после дойки, разбавляет обратом цельное молочко и продает геологам да нефтяникам по полтиннику литр. Вот по ком уж давно тюрьма плачет… Нет, Пею директор совхоза Румянцев не остановит — иди, проходи мимо! Благо, она его, кажется, и не видит.
А вон на дамском велосипеде неспешно катит навстречу Румянцеву Володя Рульмастер. У Володи фамилия другая, но зовут его в Кудрине не иначе, как только Рульмастер. Пристрастие у него к велосипеду просто какое-то дьявольское: он на нем лишь зимой по сугробам не ездит. Когда его видят на велосипеде гарцующим, точно джигит на коне, то спрашивают:
— Рулишь?
— Рулю! — отвечает Володя. — Рулю! Вы же знаете, что я по рулям — мастер!
Отсюда и началось увековечение его прозвища, которое напрочь вытеснило истинную фамилию Володи. Та, настоящая, нужна ему теперь только в день получения пенсии — для росписи.
Пенсионер Володя Рульмастер сидит на веломашине прямо — не горбится, не сутулится. Шляпа на нем соломенная, тулья у шляпы прямая. Крупные, выпуклые стекла очков блестят экранами от прямых лучей солнца. Сам велосипедист роста малого, лицом морщинистый, дряблый. В любом селе, пожалуй, всегда найдутся такие коротыши. О Володе Рульмастере говорят за глаза, в зависимости от времени года:
— Метр со шляпой!
Или:
— Метр с шапкой.
Перед уходом на пенсию Володя был кочегаром химзаводской кочегарки — пар в котельной поддерживал. Никто в Кудрине толком не знал о его родословной. Считался от неприкаянным голым перстом, но потом вдруг отыскалось у него много родственников. Однако никто не ехал к нему, и он ни к кому не ехал с уютного насиженного местечка. Родня не скупилась на посылки с фруктами, теплыми, для здешней зимы, вещами. И был год, когда Володя Рульмастер получил этих посылок семнадцать штук! Он распаковывал их, рассматривал вещи, примерял, потом складывал снова в ящички, ящички ставил друг на друга и прислонял их к стене в своем маленьком доме. Но как-то, по чьей-то подсказке или собственному наитию, он распродал присланный товар, а на деньги от проданного купил себе кинопроектор из самых простых, приобрел заодно ленты короткометражных фильмов и долгими зимними вечерами, когда
